– Я знаю, – не выдержав, перебила ее Вилора, но тут же покраснела и извинилась: – ой, простите…
Начальник госпиталя хмыкнула, сделала долгую затяжку («вот нарочно ведь, видит же, как я переживаю…») и продолжила:
– Он сегодня в себя пришел. В первый раз после поступления. Да и ожоги отчего-то начали по краям подсыхать. А до того все шло к тому, что отойдет. Конечно, не факт, что эти твои иглы помогли, могла и сама собой ремиссия начаться. Человеческий организм до сих пор такая загадка… Но к этой твоей, как ее там, акупунктуре, все равно присмотреться не мешает, – она сделала еще одну долгую затяжку, после чего прищурилась и, уколов Вилору острым взглядом своих густо-черных глаз, спросила: – У меня повторить сможешь?
– Ну-у-у, да, наверное…
Следующие двое суток для Вилоры превратились в сплошной конвейер. За это время девушка обработала двадцать три человека. Могла бы и больше, но она взяла с собой только один комплект спиц. А период обработки одного человека составлял более тридцати минут. Плюс время на установку. В общем, до вечера она успевала обработать всего около десятка раненых. Баженова, в отличие от Шпильмана, велела обрабатывать не только безнадежных, но и всех остальных тяжелых, а также средних. Впрочем, тяжелых в эвакогоспитале было всего девять человек. Большую часть таковых уже отправили в тыл.
Медицинская аттестация прошла, так сказать, в рабочем порядке – после установки очередному раненому комплекта спиц, полковник Геловани, до сего момента коршуном нависавший над работавшей Вилорой, распрямился и окинул взглядом всех, кто толпился в большой палате, в которой она, так сказать, священнодействовала, хмыкнул и сказал:
– Ну, товарищи, раз у нас здесь как раз собрался кворум, может заодно, пока ждем, проведем и аттестацию?
Аттестация прошла довольно быстро, но отнюдь не формально. Девушке пришлось изрядно попотеть, как демонстрируя свои институтские знания, так и рассказывая, так сказать, высокому собранию, какие операции и кому она успела сделать. И с какими трудностями при этом столкнулась. И как их сумела преодолеть. И о своем первом умершем тоже рассказала… С дрожью в голосе. Потому что, несмотря на прошедшее с того момента время и все потери, едва только она начала об этом говорить, ее снова охватила та же самая острая боль, как и в тот момент, когда это только что произошло. Но долго страдать не получилось. Пришло время вытаскивать иглы из одного пациента и ставить в следующего. А потом пошли другие вопросы.
Столь скорых результатов, которые так поразили Шпильмана, на этот раз добиться не удалось. Впрочем, Вилора те результаты относила больше не на счет акупунктуры, а на счет капитана Куницына с его «наложением рук». С какой целью он это сделал – Вилора не знала. Возможно, захотел придать больше веса новой технологии поддержки и лечения, а возможно, дело было в том, что без его воздействия тому обожженному офицеру никакая акупунктура не помогла бы… Но все равно на третий день у семидесяти процентов обработанных явно появилась (ну, или столь же явно усилилась) положительная динамика. Так что вокруг «игл Сокольницкой» тут же начался некоторый ажиотаж.
Нет, она протестовала. Громко. Всем говоря, что акупунктуру ни в коем случае нельзя связывать с ее именем. Что она всего лишь ученица. Что она вообще не представляет ни механизмов воздействия, ни всего набора схем воздействия. И вообще она – всего лишь «обезьянничает» за командиром, который и показал ей все то, что она умеет. И не более. Но Геловани громогласно заявил, что лично связывался с капитаном Куницыным, и тот горячо поддержал предложение назвать эту методику «иглами Сокольницкой». От такого заявления Вилора пришла в шок и тут же бросилась на узел связи.
Комбат ответил сразу.
– Товарищ капитан, – торопливо заговорила Вилора, – тут какая-то глупость творится! А меня никто слушать не хочет. Ваши методики…
Капитан молча выслушал девушку, а потом… рассмеялся.
– Не волнуйтесь, Сокольницкая, это я попросил Шалву Зурабовича сделать так, чтобы акупунктура стала вашей, так сказать, личной вотчиной.
– Но… как… почему?
– Потому что, Вилора, – мягко пояснил комбат, – из нас двоих медик – именно вы. Вы знаете строение человеческого тела, знакомы с физиологическими процессами, протекающими в нем, обучены обращению с медицинской аппаратурой, теми же рентгеновскими установками, например, а я – военный. И именно я как раз, та самая обезьянка, которую когда-то обучили десятку схем и способам их комбинирования. И более я ничего не умею. И разбираться у меня времени нет. А это – важно и нужно. Представьте себе, сколько жизней можно спасти, используя даже пару тех схем, что я показал вам четыре дня назад. И самое главное, вы на это способны, Сокольницкая. Поэтому – «иглы Сокольницкой», и никак иначе.
– Но… но… но это нечестно!
– Пока – да, нечестно. Но это только пока. А вот когда вы со всем разберетесь, опишете и, может быть, составите новую, свою собственную схему воздействия, тогда все и станет честно.
Девушка насупилась. Все равно нечестно! Но пока она решила не ругаться и не спорить с командиром, а наоборот, робко спросила:
– А… а вы мне покажите еще… ну-у… другие схемы, которые вы знаете?