— Ганвор и я очень волнуемся за вас, сэр. Доктор сказал, что вы очень больны, но когда вчера вы проспали целый день…
Я не слушал, что она говорила. Одно дело — проснуться в незнакомой комнате и как-то сориентироваться, и совсем другое — осознать, что ты — среди совершенно незнакомых тебе людей и совершенно не помнишь, как сюда попал…
Я подошел к ванне, остановился и вопросительно посмотрел на девушку.
— Залезайте, и все, — сказала она с улыбкой.
Я последовал ее совету и погрузился в горячую воду. Девушка уселась рядом на табурет и коснулась моей руки.
— Я Хильда, — проговорила она. — Мой дом у дороги. Было так интересно, когда Ганвор сказал, что вы приехали. Здесь не часто увидишь луизианца, да еще дипломата. Вы, должно быть, ведете беспокойную жизнь! Наверняка побывали во всех странах мира. О, как бы я хотела побывать хотя бы в Египте, Австрии или Испании.
Она болтала и мыла меня так же спокойно, как бабушка маленького внука. Желание протестовать быстро испарилось. Я был слаб, как ребенок, и наслаждался прикосновениями этого очаровательного создания, теплом солнечных лучей, проникающих в комнату через открытое окно, и дуновением теплого ветерка, колышущего занавески.
— … ваш несчастный случай, сэр? — услышал я последние слова Хильды, видимо она задала мне вопрос. Мне стало неловко. Было неприятно думать, что я потерял память. Кое-что я все же помнил, но подробности случившегося улетучились.
— Хильда, — обратился я к девушке, — человек, который доставил меня сюда, что-нибудь говорил? Упоминал о несчастном случае?
— Письмо!!! — Хильда вскочила, подошла к столу и вернулась с конвертом.
— Доктор оставил это для вас, сэр. От волнения я чуть не забыла о нем.
Я вскрыл конверт и извлек из него листок белой бумаги с отпечатанным на машинке текстом: "Мистер Байард.
С чувством глубокого сожаления и выражением глубочайшего личного участия подтверждаю сим вашу отставку из дипломатического Корпуса Его величества Императора Наполеона-V по состоянию здоровья…"
Там было еще что-то — о верной службе, о преданности долгу, о невозможности устроить мне пышные проводы из-за того, что я окончательно еще не вылечился, а также пожелания скорейшего выздоровления. Упоминалось также имя моего поверенного в Париже, который может ответить на все мои вопросы. Подпись в конце письма мне была незнакома, но потом я, конечно, вспомнил — кто же не знает графа де Манина, заместителя министра иностранных дел по вопросам безопасности. Старина Риджи…
Я прочел письмо дважды и снова вложил в конверт. Руки у меня дрожали.
— Кто вам его дал? — от волнения я даже охрип.
— Доктор, сэр. Вас привезли две ночи назад в карете, и господин доктор был очень внимателен к вам, сэр. К сожалению, ваши друзья, сэр, очень спешили, им надо было успеть на пароход, идущий в Кале.
— Как он выглядел?
— Доктор? — Хильда снова принялась меня массировать. — Довольно высокий джентльмен, сэр, хорошо одетый, с приятным голосом. Брюнет. Я видела его всего две-три минуты и в темноте не могла как следует рассмотреть. — Она засмеялась. — Но я успела заметить, что глаза у него очень близко посажены.
— Он был один?