Прошло три дня, прежде чем я достаточно окреп, чтобы нанести визит матушке Гудвил.
Она жила в крытой соломой лачуге, спрятанной от посторонних глаз зарослями алых роз.
Я проскользнул в ржавую калитку, прошел по дорожке, окаймленной неухоженными рододендронами, и постучал в темную дубовую дверь.
Сквозь маленькое окошко был виден угол стола, вазочка с незабудками и толстая книга в кожаном переплете. Неумолчно жужжали пчелы, пахло цветами и свежесваренным кофе. "Как же это не вяжется с колдуньей", — подумал я.
Дверь открылась. Матушка Гудвил в белоснежной блузке и черной юбке жестом предложила мне войти.
— Сегодня вы без маскарадного костюма, — заметил я.
— Вы, очевидно, чувствуете себя несколько лучше, — произнесла она довольно сухо. — Не хотите ли чашечку кофе? Или это не принято в ваших краях?
Я пристально взглянул на нее.
— Вы скептически настроены по отношению ко мне. Почему? Она пожала плечами:
— Я просто привыкла доверять своим ощущениям. Хотя иногда они бывают противоречивыми.
Я сел к столу и оглядел комнату. Здесь было тщательно убрано.
Матушка Гудвил принесла кофе, разлила в чашки, поставила на стол и села напротив меня.
— Ну, мистер Байард, ваша голова сегодня ясна. Поэтому я хотела бы задать вам очень важный вопрос. Ваша память восстановилась?
Я отпил кофе и кивнул. Кофе был очень хорош, как, впрочем, я и ожидал.
— Нет ли у вас другого имени? — спросил я хозяйку. — Как-то не вяжется с вами "матушка Гудвил".
— Зовите меня Оливией.
У нее были изящные белые руки, на одном пальце мерцал красивый зеленый камень. Она потягивала кофе и смотрела на меня, видимо решая, говорить или не говорить.
— Вы собирались задать мне какой-то вопрос? И, если я на него отвечу, кое-что объяснить?
— Вы поведали мне о стольких чудесах в своем полусне, — проговорила она, и руки ее задрожали, заметив мой взгляд. Она быстро поставила чашку на стол и убрала руки.
— Я часто думала, что существует еще что-то, кроме всего этого, — она нарисовала в воздухе круг. — В своих снах я часто видела прекрасные холмы, леса, города, всем сердцем стремилась к ним и просыпалась с чувством утраты чего-то прекрасного. В ваших бредовых речах была надежда, давно забытая вместе с другими надеждами юности. Скажи мне, чужеземец, эти рассказы о других мирах, похожих друг на друга, как две свежеотчеканенные монеты, но все же имеющие какое-то отличие, эти твои рассказы об экипажах, которые могут перелетать из одного мира в другой, — все это игра твоего воображения, да?
ebooksa