— Я требую адвоката. Я не знаю, в чем меня обвиняют, но, в чем бы меня не обвинили, я невиновен!
— Ты никогда никого не бил по голове? — осведомился надзиратель, морща лоб в притворном удивлении.
— Ну, что касается этого…
— Никогда ничего не крал?
— Но не намеренно же. Эта лодка…
— Никогда никого не соблазнял? Не пробирался по ошибке в чужую спальню?
— Но я могу объяснить!.. — закричал Лафайет.
— Брось, ты, — надзиратель зевнул, выбирая ключ из связки. — У нас уже был суд. Ты признан виновным по всем вопросам. Лучше поспи пару часов — ведь завтра у тебя большой день.
— Завтра? А что такое произойдет завтра?
— Да ничего особенного.
Надзиратель схватил Лафайета за воротник куртки, окончательно пришедшей в негодность, и втолкнул в клетку.
— Ma-аленькое отсечение головы на заре, причем ты будешь играть главную роль.
Лафайет забился в угол своей клетки, делая все от него зависящее, чтобы не обращать внимания на различные боли, нытье и покалывание во всем теле, зуд, вызываемый жизнью насекомых, разделяющих с ним хоромы, мышей, которые бегали прямо по ногам, тяжелый запах и глубокий придушенный храп остальных заключенных. Он попытался, но уже с меньшим успехом, не думать также о неприятном событии, назначенном на следующее утро.
— Бедная Свайхильда, — пробормотал он, обращаясь к своим коленям. — Она подумает, что я сбежал и бросил ее. Никогда в жизни не будет она больше доверять ни одной женской уборной. Бедная девочка, одна в средневековом адском городе, без денег, без друзей, без места, где можно приклонить голову…
— Эй, Лэйф, — прозвучал знакомый голос из темноты позади него. — Сюда. У нас всего шесть минут, чтобы добраться до ворот, пока ночной часовой не начнет второй круг.
— Свайхильда! — поперхнулся Лафайет, изумленно глядя на голову с всклокоченными светлыми волосами, которая торчала из треугольного отверстия в задней стене камеры. — Где ты… как… что?..
— Шшш! Ты разбудишь надзирателя!
Лафайет бросил взгляд на тюремщика. Тот сидел, распластавшись на своем стуле, как мечтающий Будда, скрестив пальцы на необъятном животе, удобно прислонив голову к стене.
— Я буду пятиться задом, — сказала Свайхильда. — Пойдем, нам долго ползти.
Ее лицо исчезло.