Миры империума

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вдруг тебя опять упрячут в кутузку?

— Да нет, спасибо, оставь это себе. Думаю, что следующий свой обед я получу уже в фешенебельной обстановке.

На улице, за кустарником, раздался цокот копыт. Лафайет пробрался через ближайший проход и осторожно выглянул.

Верховой отряд кирасир в лимонно-желтых кожаных куртках с плюмажами скакал в его сторону, а за ними великолепная пара холеных вороных в серебряной сбруе влекла золоченую коляску розового дерева.

В открытом окне коляски Лафайет увидел женскую руку в перчатке, бледно-голубой бархатный рукав. Лицо наклонилось вперед, потом повернулось к нему…

— Дафна! — взвыл он.

Кучер подстегнул лошадей, коляска промчалась мимо, набирая скорость. Не обращая внимания на кустарник, Лафайет продрался сквозь него и побежал рядом с коляской. Пассажирка уставилась на него широко открытыми от удивления глазами.

— Дафна! — тяжело дыша, вскрикнул О"Лири, хватаясь за ручку дверцы. — Это ведь ты? Остановись, подожди!

Ближайший всадник эскорта что-то громко проревел, загрохотали и загремели лошадиные копыта. Всадник скакал рядом с ним. Лафайет вовремя увидел опускающуюся саблю и увернулся, споткнулся о выбитый из мостовой камень и проехал два ярда по земле на подбородке. С трудом приподняв голову, он увидел, как коляска исчезла вдали, пересекая площадь, а потом весь вид ему заслонили ноги лошадей, окружившие его со всех сторон. Он поднял голову и оказался перед свирепым лицом и угрожающими усами капитана эскорта.

— Бросьте этого жалкого бродягу в темницу! — взревел капитан. — Закуйте его в цепи! Положите его на доски! Но не убивайте его! Леди Андрагора сама захочет, несомненно, посмотреть, как он корчится в смертных муках.

— Дафна, — пробормотал Лафайет, который чувствовал, что его сердце разбито, в то время как стражник ткнул его копьем, заставляя поспешить. — И она даже не оглянулась…

5

В новой камере Лафайета было еще меньше удобств, чем в той первой, которую он так недавно занимал, и состояла она из сырого пола размером в карточный стол и железных колодок для ног, которые были закреплены вокруг его лодыжек, добавив ему очередных синяков и царапин. За решеткой человек с большими руками, одетый с ног до головы в зловещую черную одежду, насвистывал какой-то веселый мотив, помешивая угли на небольшой жаровне, от которой несло жаром и рядом с которой висел причудливый набор самой разнообразной формы щипцов, зажимов, клещей и преувеличенно больших орехоколов. Справа от жаровни стояло нечто, напоминающее поставленную на попа кровать, если бы не острые стержни, торчащие по всей длине, с зажимами на концах. Видимо, для гармонии слева стоял открытый саркофаг, весь утыканный трехдюймовыми ржавыми гвоздями.

— Послушайте меня, — начал Лафайет в девятый раз. — Если бы вы только передали мое послание герцогу, это глупое недоразумение сразу бы кончилось.

— Пощади ты меня, приятель. Техник одарил О"Лири улыбкой.

— Для тебя все это в новинку, но я уже проходил через это тысячу раз. Тебе лучше всего просто расслабиться и думать о чем-нибудь другом. Например, о цветах. Цветы — это хорошо. Просто представь себе, как они склоняют свои маленькие головки весной на заре, забрызганные росой, и все такое. Ты даже и не заметишь, что происходит.

— Вы куда больше уверены в моих способностях, чем я сам, — сказал Лафайет. — Но ведь я вам говорю, что я тут вовсе ни при чем. Я невиновен, я обычный турист, и все, чего я хочу, — это объяснить свое дело его светлости герцогу, и можете не сомневаться, я вставлю о вас доброе словечко и…

— Ш-ш. Не трать зря силы, приятель. Ты совсем с ума сошел, что не снял своей монашеской рясы, прежде чем пойти на это дело. Почти вся герцогская стража искала этого пройдоху-монаха всю неделю, а он умудрился проворачивать свои делишки под самым их носом. Да ты, наверное, просто одержим сластолюбием, что набросился на карету ее светлости прямо перед воротами замка, хотя я тебя и не упрекаю. Это лакомый кусочек, это уж точно.

— И это все… гм… что они против меня имели?

— Да ты что, приятель, тебе разве этого мало? Сам герцог имеет виды на ее светлость. И вряд ли ему понравится, что какой-то бродяга попытался пристать к ней.