— Надо уходить, — сказал я и, пригибаясь, тихо пошел к берегу. И вдруг увидел свет фонариков. Повернулся к Гастону: — Смотри, на противоположном берегу тоже огни. — Гастон стоял, затаив дыхание.
Огоньки стали удаляться. Слышно было шлепанье ног, голоса. Мои мокрые ботинки, связанные шнурками, болтались на груди.
Короткими перебежками мы добрались до берега и остановились. Земля здесь была потверже.
Оглянувшись, я подумал, что они легко обнаружат наши следы, если только вернутся. Надо спешить. Узел с одеждой очень мешал, но одеваться не было времени.
— Идем, — прошептал я и побежал.
Шагов за пятьдесят до обрыва мы легли на землю и стали ползти, чтобы наши силуэты не выделялись на фоне неба.
Пыхтя и ругаясь, мы ползли и ползли. Лишь на самом верху остановились и осмотрелись. Дорога, ведущая на мост, делала поворот.
— Там не город, а армейский склад, — сказал Гастон.
Я приподнялся и взглянул на реку. Два огонька рядом покачивались на воде, а затем стали медленно удаляться. Раздался негромкий крик.
— Они напали на наш след, — сказал я и побежал вниз, вдоль дороги, стараясь глубоко дышать. Четыре шага — вдох, четыре — выдох. Если так дышать, можно бежать очень долго. Камни впивались мне в ноги.
Я решил выйти на шоссе — по асфальту бежать легче. Но Гастон схватил меня за руку.
— Нельзя! У них есть здесь машина.
Я не понял, о чем это он, но тут услышал шум заводимого мотора. Тьму пронзил свет зажженных фар, заигравший на верхушках деревьев, пока автомобиль поднимался на мост с другой стороны реки.
Еще несколько секунд, и автомобиль будет на нашей стороне.
Впереди показалась изгородь. Мы остановились. Все кончено. Изгородь огибала дорогу, соединявшуюся с нашей в семи метрах от нас. Может быть, на развилке будет дренажная труба…
Проржавевшая стальная труба диаметром около полуметра шла вдоль основной дороги, как раз на развилке. Я лег на землю и, цепляясь за траву, забрался в это укрытие и пополз вперед, производя невообразимый шум. Гастон старался не отставать от меня. Я перевел дух и обернулся. Гастон лежал на спине, продвинувшись всего на метр. В свете блеснувших фар в руке у него сверкнул крупнокалиберный пистолет.
— Дружище, — шепнул я, — не стреляй без крайней нужды. Фары автомобиля рыскали по верхушкам деревьев. Вдруг я увидел кролика, сидящего всего в метре-полутора от дальнего среза трубы. Услышав шум приближающегося автомобиля, он ускакал.
Автомобиль медленно пересек мост и поехал дальше. Я с облегчением вздохнул. И только было собрался повернуться к Гастону и немного успокоить его, как вдруг в канаву рядом со мной скатился камешек. Я замер. Тихое шарканье ног по гравию — и покатился второй камешек. Луч карманного фонарика, скользящий по траве вдоль кювета, переместился и замер возле противоположного среза трубы. Я затаил дыхание. Шаги стали ближе, луч фонаря упал мне на плечо. Наступила напряженная тишина. Я не заметил, как пистолет оказался у меня в руке. В полусотне метров от меня автомобиль остановился и заглушил мотор. Через мгновение я услышал совсем рядом чье-то дыхание. Я направил пистолет чуть правее фонарика, и отдача едва не выломала мне руку. Фонарик перелетел через груду булыжников и погас. Человек рухнул и больше не двигался. Я схватил его за ноги и стал тащить к трубе.
— Гастон, — прошептал я, — дай руку!
Я помог ему вылезти из трубы, и мы вдвоем затолкали мертвое тело в трубу.