Это «Эндрю, милый» окончательно привело его в замешательство; он почувствовал, как по всему его телу разливается непонятная слабость. Отрицательно качнув головой, он попытался придать своему лицу суровое, неприступное выражение. Еще вчера ему это отлично удавалось.
– Но как ты можешь не знать? Ведь ты изучил весь наш период.
Ему следовало бы сохранить холодный тон, но у него не хватило духу.
– Столько событий происходит в разное время в разных местах. Разве я могу запомнить такую мелочь, как счет матча?
– У-у-у, противный! Конечно, помнишь – просто сказать не хочешь.
Вместо ответа Харлан подцепил золотой вилочкой маленький сочный плод и отправил его целиком в рот.
Немного помолчав, Нойс заговорила снова:
– А нас ты видел?
– Не расспрашивай меня, Н-нойс. – Ему стоило большого труда назвать ее по имени.
Голос ее звучал тихо и нежно:
– Разве ты не видел нас? Разве ты не знал с самого начала, что мы…
– Нет, нет, я не могу увидеть себя, – заикаясь, прервал ее Харлан, – ведь я не принадлежу к Реаль… меня не было здесь до моего появления. Я не могу тебе этого объяснить.
От смущения и замешательства ему стало совсем не по себе. Какое бесстыдство – спокойно говорить о таких вещах! И он тоже хорош: чуть было не попался в ловушку и не ляпнул слова «Реальность» – самого запретного из всех слов при разговорах с Времянами.
Она слегка подняла брови, отчего ее глаза стали совсем круглыми: в них засветилось лукавое изумление.
– Тебе что, стыдно?
– Нам не следовало бы так поступать.
– Почему? – С точки зрения 482-го Столетия ее вопрос был совершенно невинным. – Разве Вечным нельзя?
В ее голосе послышалась насмешливая издевка, словно она спрашивала, разрешают ли Вечным есть.
– Не называй меня Вечным, – остановил ее Харлан. – А если тебя это интересует: как правило – нет.
– Ну что ж, тогда ты не говори им. И я не скажу.