— Не издевайся.
— Я вправду! И как это тебя до сих пор не охомутали?
— Пытались. Но я не лошадь, чтобы позволить надеть хомут.
— Зато сейчас шею вытягиваешь.
— Из твоих рук — хоть ярмо!
— Начинается… Молчи уж, богатый женишок! Мы вот с отцом всю жизнь в однокомнатной квартире… Папа сам перегородку в ней сделал — и все. Правда, сейчас в этой квартире никто не живет.
— Почему?
— У папы есть женщина, он — у нее. А я — у Кузьмы.
— Так он еще и Кузьма!
— Перестань! Он умный, смелый, честный. Он мне жизнь спас. Во Франции, когда за нами на машине гнались, стреляли… Он сбил их в пропасть.
— Читал в твоей газете. Как я понимаю, он вместе с тобой в той машине был? Себя тоже спасал?
— Какой ты!
— А разве не так? Мне не нравится, что он тебя обижает.
— Он не обижает.
— Тогда почему ты плачешь?
— Я… Мы прожили вместе полгода, а я до сих пор не знаю, кто я ему. У него ко мне — серьезно или так… Он, когда мы познакомились, долго рассказывал мне, как любил свою первую жену, а мне ни разу не сказал, что любит. Хоть бы намекнул.
— Он был женат?
— Пятнадцать лет. Потом жена его нашла немца, он у нас филиал фирмы возглавлял, и уехала с ним с Германию. Ребенка родила. А старшая девочка, Вика, осталась с отцом. Ей тринадцать, она сейчас в летнем лагере.
— Вы с ней ладите?
— Замечательно. Когда переехала, больше всего ее боялась. Что скажет, как посмотрит… Оказалась, умная девочка. Разбалованная немножко, но добрая. Мы с ней как сестры. Она мне говорит: «Не обижайся на папу. Он и маме, пока вместе жили, ни разу не говорил, что любит. Та на него даже ругалась: «У, бирюк!» Ты оставайся с нами насовсем…»