Его глаз закрылся, и я решил, что он замолк уже навсегда. Я посмотрел на Еноха. Он кивнул. Сердце у него в руке продолжало биться.
Прикрытый веком глаз Мартина дернулся. Он снова заговорил, медленно, но отчетливо, как будто декламируя стихи.
— Сотню поколений он спал, свернувшись, как плод в таинственном лоне земли, оплетенном корнями деревьев, пока лопата фермера не подняла его наверх, — грубая рука повитухи со странным урожаем на ладони.
Мартин замолк. Его губы дрожали.
— Что он говорит? — шепотом спросила Эмма, не сводившая с меня глаз.
— Не знаю, — ответил я. — Но это похоже на стихи.
Голос Мартина задрожал и одновременно окреп. Теперь его слышали и все остальные.
— Он возлежит здесь в черноте — чернее сажи нежное лицо, усохли руки, ноги, в головешки обратясь, в обломки кораблекрушенья… Остатки плоти — что увядшая лоза!
Наконец-то я узнал эти стихи. Их написал сам Мартин, посвятив болотному мальчику.
— О, Джейкоб! Я так хорошо о нем заботился! — произнес он. — Я протирал стекло. Я дал ему дом! Я относился к нему, как к собственному ребенку, пострадавшему от чужой жестокости. Я подарил ему столько тепла и заботы, но… — Он затрясся. По его щеке покатилась и тут же замерзла слеза. — Но он меня убил.
— Вы имеете в виду болотного мальчика? Старика?
— Отправьте меня обратно, — взмолился Мартин. — Мне больно.
Его холодные пальцы сжимали мое плечо, а голос звучал все тише.
Я посмотрел на Еноха, прося его о помощи. Он крепче стиснул сердце и покачал головой.
— Времени почти не осталось, дружище. Поторопись.
И тут я кое-что понял. Хотя Мартин явно описывал болотного мальчика, его убил вовсе не он.
Во мне проснулся былой ужас, обволакивая страхом все мои внутренности. Я обернулся к друзьям.
— Это сделала пустота, — произнес я. — И она где-то на острове.
— Спроси его, где именно, — предложил Енох.
— Мартин, где она? Я должен знать, где ты