Она постаралась произнести это негромко, ненавязчиво. Она знала вспыльчивость Кайо. Но он и впрямь был плох — послушно подошел; на Анхелу пахнуло болезненным жаром.
— Ты останешься у меня, — сказала Анхела и положила ладонь на простреленное кровоточащее плечо журналиста. — Ты проведешь день у меня. — Кровь под ее ладонью быстро сворачивалась. — Ночью, если торопишься, можешь уйти.
— Ночь… — пробормотал журналист. — В этой стране любят ночь…
— Смотри на ночь, как на некое начало отсчета, — возразила Анхела. — В древнем Шумере новые сутки всегда начинались с ночи.
Кайо не понял ее:
— Я не должен был приходить, прости… Но мне надо продержаться хотя бы сутки. Потом я не буду тебе мешать.
Анхела, читала мысли Кайо — он думал о ней. Как всегда, видя ее, он сходил с ума. Но его мысли были чистыми. Он, Кайо, испытывал радость:
— У тебя ладонь, как лист сьяно.
Сьяно… Либертозо сделали лист сьяно символическим знаком партии. Корни съяно уходят глубоко в почву. Когда степи и леса Тании горят, сьяно тоже сгорает. Но после первого же дождя мощные корни дают тысячи новых побегов. Сьяно неуничтожим!
Если все либертозо похожи на Кайо, подумала Анхела, будущее за ними…
Глядя на журналиста, привязанного к “Лоре”, Анхела вспомнила пилота Кнайба. Он был груб, мощен. Он плевал и на либертозо, и на морских пехотинцев. В этом мире, считал Кнайб, каждый борется за себя. Но внимание столь влиятельной женщины, несомненно, льстило Кнайбу. Он по-новому ощущал себя, он начинал чувствовать свою значительность.
Кнайб не лгал, говоря, что он лучший пилот Тании. Он не лгал, говоря, что справится с любым заданием. В такие времена — и Анхела знала это — только Кнайб мог решиться пересечь на самолете закрытую границу. И, понимая это, Кнайб пил скотч, красиво говорил о неподкупности неба, вспоминал знаменитых пилотов, нашептывал комплименты. Но Анхела видела — в черных подвалах его подсознания, как черви, копошатся унижающие ее, Анхелу, мысли. Улыбаясь, потягивая скотч, ничем не выдавая себя, Кнайб думал о ней мерзко и был счастлив от того, что люди еще не научились читать мысли…
А оружие? — спросила себя Анхела. Как в самолет Кнайба попало оружие? Неужели она все-таки недооценила Кнайба? Неужели при всей его низменности он работал на либертозо?
Нет! Кнайб был жаден, испорчен, груб. Кнайб не мог работать на либертозо. Таких, как Кнайб, можно только купить.
Значит, либертозо купили Кнайба. Он решил подработать и на этих отверженных… В каких нищих карманах звенели собранные для него медяки? И почему, если либертозо нужны были деньги, Хосеф Кайо никогда не обращался к ней, к Анхеле?
Хосеф боялся, — с острой жалостью решила она. Он боялся потянуть за собой меня. С тех пор, как я отказалась стать его женой, он ни разу не посетил виллу “Урук”. Но он и не забыл обо мне, он любил меня и издали и постоянно следил за всем, что я делаю…
Ангела вновь взглянула на журналиста.
Я пришла в “камеру разговоров” за спрайсом. Я не думала, что они схватят Кайо. Мои планы нарушены.
Анхела боялась, что уже не сможет спасти журналиста. Боялась, что ей не хватит времени. Два дня назад ее браслет — спрайс — начал светиться. Это значило — ее ждали, ей следовало уходить.
Сколько лет я веду эту игру? Почти семнадцать!
ebooksa