Леха попытался открыть глаза, вырваться из мягкой пелены, убаюкивающей, тянущей в сон.
— Бисти, бисти… Ты где? — И ближе, над самой головой: — А, вот ты где. Классно ты их, прямо как Зевс черепаху. А чего… О черт… Эй! Эй!!!
Голову затормошило, что-то оттянуло веко — и сверху стало светло, там нависло лицо Тхели. Где-то за ней догорали остатки машины, прыгали языки пламени, бросая острые тени… Они заострили ее лицо, упростили — гипсовая маска греческого театра, почти неживая… Только заклепки на куртке светились живым огнем.
И внимательные глаза. Встревоженные.
— Идти сможешь?
Сил не было даже на то, чтобы мотнуть головой. Тхели отпустила веко, и оно закрылось. Снова сладостная темнота…
— Эй! Эй!
По морде захлестали звонкие пощечины — но далекие, бессмысленные, ничего не значащие…
— Нет, бисти, нет! Только не сейчас! Не смей сдохнуть сейчас! Ох, черт, у тебя весь круп разворочен… Сейчас, подожди…
Скрип кожаной куртки. Крики людей — все ближе, но все равно все это такое далекое…
Жалящий укус в круп — и с мира сдернули полог отупения.
— Лучше?
Леха открыл глаза. Мир вокруг наполнился красками, а в тело вернулись силы. Не очень много, но…
Тхели с сожалением глядела на шприц. Пустой, только внутри на стенках тонкий налет, светящийся ядовито-зеленым светом. Вздохнула и отшвырнула его в темноту.
А крики уже недалеко за домами — уже совсем близко, прямо за догорающей машиной. Выбежали с центральной улицы и теперь бегут сюда?
— Да вставай же ты, черт тебя возьми! — Тхели толкнула в бок, словно всерьез надеялась столкнуть бычью тушу своими маленькими ручками. — Ну же!
А сил уже и не чуть-чуть… Что у нее в шприце? Местный вариант всеисцеляющей аптечки?
Леха перекатился на живот и вскочил. Круп больше не кровоточил, подернулся корочкой и на глазах заживал.
— За мной! Быстрее! — шепнула Тхели и метнулась к стене склада.
Леха пошел за ней.