— Смотри, не все коту Масленица, — покачал головой сатир. — Если этот Пупсик догадается потереть куки, и эти двое у себя тоже потрут, будет тебе и новая лощинка, с иголочки, будет и праздник. Без наскальных надписей и без укрепрайона. Посмотрим, как ты тогда зашутишь. Сдается мне, они уже почти все твои шуточки выучили, только надпись тебя еще и спасает… Леха вздохнул. Тут сатир прав. Карапузы штурмовали лощину второй день подряд. Вчера — часов шесть. Потом, слава богам, случился перерыв на сон, и вот теперь опять, с утра пораньше! Изредка уходили ругаться в чат, но с упрямством, достойным изучения арифметики и зубрежки неправильных глаголов, возвращались обратно.
— Интересно, они когда-нибудь учатся?… — пробормотал.
— Может быть, — отозвался сатир.
Пожал плечами:
— Каникулы.
— А-а… Черт! Никогда бы не поверил, что буду так ненавидеть каникулы… Но сатир уже не слушал. Он задумался, провалился глубоко в себя, и только пальцы едва заметно подрагивали, потирая золотое кольцо в ухе. Что ж, хорошая идея… Леха опустился на землю, поджав под себя ноги. Закрыл глаза, попытался прогнать напряжение, расслабиться. Мысли лезли в голову, но если не давать им пускать корни, а тихонько отталкивать прочь, как дохлых медуз, качающихся в морских волнах… Кажется, начало получаться… В бок пихнуло. И еще раз, настойчивее. Леха вздохнул и открыл глаза. Приступ задумчивости у сатира прошел так же быстро, как и налетел.
— Ты вот что, рогатый. Тебя, похоже, скоро переведут в полноценные игровые зоны, и…
— Так скоро? Ты же говорил, через неделю?
— Говорил, — согласился сатир как-то подозрительно покорно. И тут же взорвался: — А еще я тебе говорил, что не фиг было народ крошить! Говорил?! Что не хочешь подыхать, просто бегай! Говорил?! А ты что? Самый умный? Ну вот теперь и воняй! Слишком хорошую статистику набрал за два дня, на лохастого новичка ты уже не тянешь. Так что все, кончилась твоя халява. Сразу в основные зоны пойдешь!
Сатир даже всхрапнул от избытка чувств, но взял себя в руки.
— Ладно, это все фигня, если между нами, девочками… Ты вот что запомни, — заторопился он. — Никому ничего не говори. Ни как тебя зовут, ни за что попал. Никому и ничего. Понял?
— Да у меня ничего такого, — начал Леха. — Я же рассказывал: просто случайная авария, и…
— Слышь, ты! Парнокопытное! — взъярился сатир. — Ты по-русски понимаешь?! Я тебе…
И замер на полуслове.
Так и застыл с открытой пастью и вскинутой рукой, с уставившимися в одну точку глазами, совершенно неподвижными.
Замерли, повиснув в воздухе, капельки слюны, брызжущие из его вонючей пасти.
Шум ветра в ушах, шелест пожухлой травы, далекий грохот прибоя — все это пропало, скрывшись под ватной тишиной.
Леха попытался двинуться, но не смог. Будто окунули в невидимый цемент, мигом застывший. Все вокруг превратилось в одну огромную фотографию, и он был просто еще одним ее кусочком…
А потом все исчезло.
По глазам резануло, как ножом. Леха зажмурился, и тут навалился жар. На голову, на спину, сдавливая с боков… Заползая в ноздри удушливой сухостью…