Хлеб и соль

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ни черта... — Владимир опять плюнул.

Тогда за ручку взялся Коля, а Владимир, не умея скрыть надежды, спросил:

— Ну как там? Не подает?

— Подает как будто немножко.

Мужчина, топтавшийся подле, бивший в ладони и ворчавший что-то себе под нос, сказал Коле доверительно, без прежнего гонора:

— Поехали, парень. Ишшо на пол-литра дам. Несмотря, что до самого Бийска у меня уплачено.

Коля ничего не ответил.

Снова жгли бензин. Снова вертели ручку. Мороз стал нестерпимым. Мужчина потянул Колю за рукав и зашептал ему в лицо умоляюще, плаксиво:

— Чо ты с ним связался? Поехали, парень. Поехали. Сильно морозно. Поясницу всю, ну вот как есть, не чувствую...

— Сейчас, сейчас...

Страшным усилием Владимир в последний раз провернул рукоятку и с лязгом выдернул ее из гнезда.

— ...А, язви те... Заводи, Колька, поехали... — скинул в снег пылающую ветошь. Все трое молча посмотрели, как кусочек веселого, живого света затрепыхался на снегу и погас. Свет был невелик, но без него сразу стало еще темнее и холоднее.

— Володя, а как же... — спросил Коля. — Ведь машины ходят...

— А чего сделается? — живо вступил в разговор мужчина. — Хлеб никто не тронет. У колхозника нонче хлеба хватает, шоферу он абсолютно безо всякого применения. Все цело будет.

Коля постоял немножко молча, прижав ладони к щекам.

— Володя, а если цилиндры прожечь? Может, в них вода. Когда разогревали, снегу натаяло. Попробуем.

— Да что там пробовать...

— Володя, я сейчас. Бензинчику достану.

И Коля опять хлебнул розового бензина. И опять его обожженные морозом руки не почувствовали летучих прикосновений пламени.

Мужчина уже не бегал и ничего не говорил. Он забрался в кабину Колиного «зиса» и сидел там присмиревший, забравшись в тулуп, как улитка в раковину. Когда в прожженных цилиндрах гулко затолклись поршни, мужчина не пошевелился.