Соня отвернулась на минуту от его шальных глаз, которые были совсем близко, заглянула во что-то свое и потом уже посмотрела спокойно, ласково.
— Ой, так мне же свеклу тоже пока негде сиять. Так то же все еще будет. Ведь только приихалы. Оставайся, Гриша, зачем тебе уезжать? Люди тут такие...
— Оставаться, значит? — Гриша вдруг обрадовался чему-то. — Ну ладно, поживем с людьми... — Он пристукнул каблуком. — Эх, пропадай моя жизнь неженатая! — Обхватил Сонины плечи, потянул ее к себе и прижался выутюженной гимнастеркой к ее ватнику, перепачканному известкой.
— Та пусти же... — Соня попыталась освободиться от Гришиных рук. — Та оставайся. Вот ты какой...
Гриша выскочил из столовой, постоял в темноте. Окурок, словно веселый красный светляк, пролетел над землей сколько смог, рассыпался на множество искр. Грише показалось, что вместе с окурком он отбросил прочь все свои сомнения, всю злость на себя и еще на кого-то. Все стало ясно и легко. Он сказал себе: «Ладно, Григор Матвеич, добре, поживем...» — и пустился бегом к крайнему вагончику, где жил бригадир.
Кто ее выдумал
Шофер Вася скосил глаза на девушку, сидевшую с ним в кабине, и повел баранку влево. Его «зис» заколыхался, как большой гусак, перевалился на обочину тракта и накренился. Девушка качнулась и прислонилась к Васиному плечу. Вася приподнял плечо, подставил его девушке под голову и долго ехал так.
Девушка спала. Губы ее раскрылись, и возле них металось облачко пара. «Зис» шел медленно, раздумчиво, накренившись влево. Ехавший следом Иван все трубил, трубил, подгоняя Васю. Обогнать его и поехать первым он не решался, а Вася не слушал сигналов.
Большая колдобина незаметно нырнула под радиатор, колеса ударили по ней, «зис» содрогнулся. Девушка проснулась и сказала: «Ой...»
— Что, — сказал Вася, — кидает? — И обнял правой рукой девушку снисходительно, по-хозяйски.
От этого размашистого касания девушка вдруг притаилась. Она стала неподвижно и прямо глядеть в ветровое стекло. Вася словно впервые заметил ее городское пальто и мужскую шапку с ушами. Его рука, обнимавшая девушку, вдруг огрузла. Снять бы ее, но не было подходящего повода. Вася сделал вид, что рука съехала сама собой. Схватил баранку и погнал.
Иван сразу же начал отставать и снова затрубил: дескать, подожди, Вася. Совсем не мог он ездить в одиночку, этот Иван.
Вася гнал и гнал свой «зис» и все складывал слова в нужную фразу. Он не знал, как теперь заговорить с девушкой. Обратиться к ней снисходительно-грубовато уже было нельзя. Назвать ее на «вы» тоже не хотелось.
А тракт вдруг предупредил Васю жирными на желтом фоне восклицательными знаками: «Шофер! внимание!» Тракт полез в гору на Семинский перевал.
На перевале выпал снег. Набычившись встречь ветру, стояли кедры. Так, наверно, стоят моряки в шторм, уперев ноги в палубу. Ветер свободно проносился над седловиной Семинского перевала в Монголию и из Монголии.
Ощущение серьезного мужского дела, которым был занят Вася, передалось девушке.
Она поднималась на перевал вместе с ним, вместе его «зисом» и устала. Когда «зис» наконец бросил подвывать, девушка облегченно улыбнулась.
— Теперь уже вниз?
Вася ответил тотчас, с готовностью:
— Вниз побежим. Перевалились.