— Да, да. Финно-угорский... Как это? Я хочу написать монографии о языках сибирских народов. Нет... Это большое счастье. Этому мало жизни. Просто мечта... Мне надо уезжать. Я приезжал на один месяц. Уже пошел тринадцатый месяц. Мне нельзя терять больше ни один день... Так вышло.
— Ничего, — сказал Слепов серьезно и твердо. — Пожалуйста. Мы на вас не в претензии.
Иностранец вскинул на плечо рюкзачишко, обыкновенный зеленый мешок со шнурками, собрался куда-то идти.
— Подождите, — сказали Слепов и Гриша вместе. — Чего вам спешить. Сейчас придет лошадь, погрузимся и поедем.
Венгр покачал головой.
— Времени нет. — Тряхнул мешком. — У меня есть магнитофон. Я хочу записывать песни. Старые тофоларские песни. Я хочу искать шаман. О-о-о! Древность... — Венгр пошел по дороге, порезанной вдоль тележными колеями. Слепов крикнул вдогонку:
— Ну, дай вам бог стопроцентного шамана! Приходите к нам. Мы в школе остановимся. В интернате. Спросите — вам покажут.
— Спасибо.
Когда венгр отошел подальше, Слепов сказал:
— Вот это да! Другой приедет в командировку, первым делом — что? Харчиться. Причем основательно, не как-нибудь. Потом — отдохнуть. Коечку получить. Ночку скоротать как следует. А потом уже — за работу.
— Да-а-а, — сказал Гриша. — Деловой венгр.
— Подвижник какой-то. Чтобы лететь в Тофоларию за шаманской песней?.. Такое не часто встретишь. Ну а мы с тобой вот что. Сейчас отвезем имущество на склад и займемся немножко бытом. Не будем подвижничать?
— Не будем. А как ты угадал, что он венгр?
— Да пришлось мне один раз вступить в контакт с этой национальностью. Был такой случай... Черт, только жалко Максимову. Когда она теперь прилетит? Вот ведь идиотская манера делить людей по сортам. Почему этнографу первая очередь, а геологу вторая?
Оля Максимова не думала о том, кому какая очередь. Она еще не умела отделять свои горести от себя, судить, обобщать, выносить приговоры.
Ей было грустно видеть, как уменьшается самолет в небе, как он сближается с черной, рубленой кромкой гор. Чем дальше он улетал, тем казался ближе к горам. Вот он исчез на мгновение, снова мелькнул отдельно от гор и стерся — теперь уже насовсем.
Оля тихо, бесцельно пошла по аэродрому. Он казался ей неприязненным — пустое, огромное поле. Кузнечики прыгали из-под ног, пускали в ход крылья, взлетали, звеня, шелестя, в меру сил подражали хозяевам поля.
От здания аэропорта ехал мотоциклист. Он догнал Олю возле ворот, чисто выбритый, вежливый парень в куртке и галстуке аэрофлота, — видно, летчик. Он остановил мотоцикл, и тот зафыркал реденько, вразнобой.
— Вы разве не улетели? — спросил летчик тоном участия и доброхотства, словно был давно озабочен Олиной жизнью. — Ведь ЯК-12 пошел в Алыгджер, Команев полетел, Вася.
— Какого-то иностранца посадили. — Оля не смогла скрыть обиду. Старалась быть выше случайностей жизни. Но не вышло на этот раз.