— Я могу чем-нибудь помочь? — спросила незнакомка.
Хонимен бесстыдно разглядывал ее, буквально раздевая глазами. Ей никак не могло исполниться больше восемнадцати. Почти дитя.
— Возможно. — Актер воровато улыбнулся.
— Хочешь знать сколько?
— Ну и сколько? — промямлил Сирил заплетающимся от нетерпения языком.
— Ровно столько, чтобы оплатить мне ночлег. Большего не прошу.
— Дорогуша. Ты слишком ценное сокровище, чтобы болтаться здесь. Ты подобна жемчужине в навозной куче.
Если она и уловила смысл его неуклюжего комплимента, то виду не подала.
— Так ты желаешь пройтись со мной?
— А у тебя есть на примете какое-нибудь место?
— Да, и вполне безопасное. Ну, что-то вроде частного дома. Там бы мы могли познакомиться ближе. — Губы ее искривились в попытке изобразить кокетливую улыбку.
Притворство незнакомки не вызывало ни малейшего сомнения, однако Хонимен, уже пребывавший в состоянии крайнего возбуждения, видел перед собой лишь похотливую девицу, шлюшку, сильфиду, ждущую своего покорителя. Не раздумывая, он затрусил следом за ней. Промежность актера взмокла от пота, а шов от брюк врезался между ногами сильнее обычного. Сирил скривился — наполовину от боли, наполовину от удовольствия.
— Далеко еще?
— Нет, совсем рядом.
Некоторое время они шли молча, затем незнакомка остановилась и кивнула куда-то вверх.
— Здесь.
Хонимен, как громом пораженный, уставился на внушительного вида сооружение, словно по мановению волшебной палочки материализовавшееся перед ним из темноты. В наш век здание сие выглядело довольно странно. Воплощенный анахронизм, эдакий образчик чьего-то извращенного вкуса. Искаженная ночью, освещенная лишь анемичным светом луны, постройка напоминала доисторический монолит, одну из стел Стоунхенджа,[1] с корнем вырванную из Солсберийской равнины и вонзенную во чрево города.
— Что это?! — сдавленно прошептал актер. Незнакомка сплюнула на мостовую, но Хонимен счел нужным не выказывать отвращения к подобной вульгарности.
— Да не бойся. Пойдешь наверх?
— Наверх? Зачем?