Четвертая дочь императора

22
18
20
22
24
26
28
30

— Пемза женского рода, — поправляет Ри.

— …пористой пемзы, отчего дров на отопление нужно мало, а внутри так тепло, что ходят дома они в лёгкой одежде. Стёкол в окнах три, и древесину для рам они сушат два года, а потом пропитывают, незнакомое слово, и опять долго сушат. Поэтому она долго служит и не, снова незнакомое слово.

— Не деформируется, — подсказывает мать, — то есть не разбухает и не изгибается. Не теряет форму и размера, вот что означает, «не деформируется».

— В домах этих не бывает пожаров, от которых страдают наши города, потому что в них мало вещей и пищи для пламени. Перекрытия сделаны из бетона, кровля из железа, а всё деревянное обработано так, чтобы плохо загоралось. Зато в них просторно и легко дышится.

Строят таких домов много, поэтому на всех хватает. А, поскольку так повелел государь, значит дело это — за казённый счёт. Значит, государство должно быть бедным, раз столько средств тратит на жильё для рабочих людей, хотя у нас и состоятельный горожанин такое не имеет.

Ребёнок остановился перевести дух. В столовой тишина.

— Ты Валька давай, чеши дальше, — это из двери кухни посудомойка.

Ребёнок переворачивает листы по следующей закладке.

— Женское бельё для ношения зимой состоит из мягких штанов и рубашки с рукавами. Оно уродливое и совсем не радует глаз человека. Но оно тёплое и рысские женщины не простывают. Они носят мало украшений, но сильные и смелые.

— Нет, Валюша, не с этого места, — Ри не собиралась давать малышке читать описание достоинств женщин глазами мужчины.

— Про то, почему они так живут, говорят, что так велел Император. Такие порядки он завёл в своём имении, а управляющих, которые воровали или плохо вели дела, прогнал. А потом от других господ приходили к государю люди, и он их принимал и кормил и заставлял много работать. А у кого людей оставалось мало, тех господ от земли прогонял и забирал себе их землю.

Мама, тут очень сложно предложения построены. У меня получается коряво, — Валюшка чуть не плачет оттого, что фразы складываются, будто лепет младенца.

— Нормально выходит, всё понятно, — это штурман разведчика. — Давай дальше. Интересно ведь, что басурманы про нас думают.

Валентина вздыхает и продолжает:

— Люди благородные и богатые, которые делали, как государь, остались богаты, а остальных или убили смерды, или государь заставил их себе служить. А люди, которые остались богаты, тех государь заставил служить.

— Это, выходит, совсем дармоедов извёл, — констатирует воспитательница, забывшая увести группу из столовой. Впрочем, детишки, которым всё это слушать неинтересно, заняты апельсинами. — А на уроках истории нам про этот период сложнее рассказывали. Там и попыток дворцового переворота штук пять было.

— Погоди, Зиночка, наверно, просто до этого Валя ещё не дочитала.

— И с той поры запретил государь носить богатым дорогую одежду и есть не то, что едят их работники, — продолжает дочь.

— Не, ну совсем ленивый шпион эту бумагу составлял, — не выносит душа наблюдателя с восемнадцатого борта. — Это же лет двадцать пять прошло между событиями. Он что, не мог взять в околотке учебник для седьмого класса и переписать?

— Не стоит недооценивать этого человека, — вмешивается Ри. — Документ адаптировался для восприятия людьми, выросшими в других условиях. Которым нужно, чтобы всё совпадало с их привычными оценками. Не сумел этот парень кратко изложить историю двух сотен лет проб и ошибок. Зато оценил упорство, с которым царствующая фамилия и горстка людей, близких им по духу, превращали страну в сбалансированный организм, способный и справиться с собственными недугами, и крепко огрызнуться на попытку отщипнуть от него кусочек.