Оно и верно. На солнышке в укрытом от ветра месте подавали нормальный кофе и сэндвичи, приготовленные с любовью и знанием размеров человеческого рта. Вывихивать челюсть, чтобы натянуть себя на эти сооружения из булки, ветчины и тонко напластанных соленых огурчиков, не требовалось. Спутница ела не менее вдохновенно.
— От нервов, наверное, — подумал Гошка. И продолжил вслух, — как позволит к себе обращаться прапорщик безопасности?
— Дуня. Евдокией, если недоволен.
— Как же можно быть недовольным, поглощая деликатесы и вдыхая аромат божественного напитка, нежась в лучах весеннего солнца в обществе очаровательной юной спутницы. — Строя эту стандартную, навязшую в зубах тираду ловеласа, он собирал мысли в кучку. — Сослуживцы зовут меня Куксой, а те, кто полагает интересным общение со мной и во внеслужебной обстановке — Игорем.
Дальше он продолжал в том же духе про изгиб бровей и взмах ресниц, про нежные ушки и румяные щечки, разрез глаз и совершенство носа. Дуня хмурилась и улыбалась, вскидывала на него взгляд или опускала очи, вроде — смущалась. Наконец, когда речь пошла о лебединой шее и гибком стане, расфыркалась от сдерживаемого смеха.
— Игорь, кончай. Подкат безупречен, но так долго тебе подыгрывать я просто не готова. — Смеялись оба. — И ты вообще-то поосторожней. Я еще не замужем. В поиске так сказать. Ведь сердце девичье так ранимо!
Похихикали, и легче стало. Умница эта Дуняша. Кстати, как-то не встречалось ему тут дур. Не может быть, чтобы совсем не водились! Или высшая сила его оберегает, или с тех пор, как лишился своей мужской силы, смотрит на них иным взглядом? Как на равных, что ли? Нет, скорее даже с завистью. Они то на дистанции, с которой он сошел.
— А скажи мне Дуняша, каким образом, физически, оформляется государственный долг, который ты поминала?
— Документами. Наш Госбанк, приняв наличные от Ссудных Касс, выдает расписки на каждое поступление.
— Они ведь где-то хранятся. И могут, например, сгореть. Тогда что станет с деньгами?
— В нашем Госбанке хранятся копии этих документов.
— Так ведь они могут и не найтись. — Закончил Гошка свою мысль.
Дуня сразу сделалась серьезной.
— Это низко. Воровство никогда не доводило до добра. — В голосе девушки слышна неприкрытая неприязнь.
— В сказках. — Продолжает Гошка начатую фразу. — А мы живем в мире, где нет волшебников, зато есть враги, уже начавшие войну. Сегодня мы…
— Захлопнись. — Поморщилась Дуня. — Знаю я, но ты разрушил свой светлый образ. Я, дура, почти влюбилась, а ты оказался не поэтом, а обычным рыцарем.
— На Земле рыцарям приписывают благородство. — Удивляется Гошка.
— Во благе родились, и ради его сохранения, своего блага, готовы применить силу, как только в этом возникнет необходимость. — Дуня уже слегка закипает. — Ты хоть понимаешь природу понятия об офицерской чести, культивируемого в вооруженных силах всех стран?
— Не-а. — Гошке интересно, чего еще наговорит ему эта внезапно взбесившаяся, только что бывшая кроткой, милая девушка. Он даже невольно скопировал манеру Го, подзудить собеседника ехидным неприятием.
— Офицера не призывают, он служит по своей воле. И поступая в вооруженные силы, он клянется, что убьет, ограбит или изнасилует, если ему прикажут. Бесчестней доли выбрать невозможно. А потом приходится это слоновое дерьмо прикрывать чудовищной ложью, которую повторяют до тех пор, пока сами в нее не поверят. Анестезия такая душевная. Про нас с тобою сказанное верно.
ebooksa