— Продолжайте. И что же случилось?
— Ей удалось удрать, благослови ее господь, — продолжил я. — Она убежала по крышам, а за ней по пятам гнались эти злодеи.
Хлоп-хлоп. Стеклянный глаз неотрывно смотрел на меня.
— А потом?
Я закрыл глаза и сцепил пальцы.
— Сумела добраться до Уоппинга, а потом маленькие хрупкие ножки отказались ей служить. Она провалилась сквозь крышу торговца сахаром и угодила прямиком в бак с патокой. Разумеется, не смогла ухватиться за край бака — у нее ведь были деревянные ручки. И она утонула. Очень-очень медленно.
С обреченным вздохом выпив остатки безвкусного бургундского, я хлопнул в ладоши и перевел разговор на более веселые темы. Теперь, когда я заполучил доверие Льстива, настало время предать доверие других. Практика мне требовалась.
Я угостил его тем, что считал неистощимым запасом анекдотов (очень немногие из них правда — и далеко не лучшие) про величайших и добродетельнейших мира сего, которые не заплатили вашему покорному слуге даже сколько-нибудь достойной суммы за увековечивание их на холсте.
— Вы крайне несдержанны, сэр, — рассмеялся старик, воспрянув духом. — Я рад, что не доверил вам своих секретов.
Я улыбнулся — шире некуда.
Льстив в свою очередь долго говорил о том, как жил в Южной Африке и какие умопомрачительные приключения там ждут молодого человека, вроде меня. Поведал мне о своей дочери — как он сказал, величайшая отрада для старика, — а я кивал и улыбался с понимающим видом, который в подобных случаях любил принимать. Я также весьма удачно изобразил завороженность его красочным описанием восхода над Трансваалем, пока вытаскивал брегет и смотрел на секундную стрелку, что спешила вперед по фарфоровому циферблату. Я слышал мягкое тиканье крошечной пружинки.
На полпути между рыбой и пудингом Льстив открыл рот, дабы разразиться очередной нескончаемой историей, а я сделал то, что и должен был, — застрелил его.
Пятно расползлось по его накрахмаленной манишке, как лепестки мака на снегу. Как бы мне хотелось, чтобы у меня с собой был альбом для набросков! Эта сцена являла бы собой буйство багрянца.
Ну вот. Я вас шокировал, правда? Какого черта задумал этот мистер Бокс? Неужели у него так много клиентов? Что ж, проявите терпение. Всему свое время, и так далее.
На лице Эверарда Льстива, и без того не особо выразительном, застыла гримаса удивления и боли, а на губах загоношился красный пузырек. Льстив рухнул на стол, где его зубы встретились с краем вазочки для пудинга с поразительным треском, напомнившим хруст в коленях давно не практиковавшегося челобитчика.
Я посмотрел, как вьется дымок из моего тупорылого пистолетика, потом убрал оружие под формочку для желе — серебряную, в форме спящего зайца, — где оно и пребывало до недавнего времени.
Закурив, я убрал брегет в карман и, поднявшись, вытер салфеткой свои пухлые губы (у меня красивый рот — но об этом позже). Взяв десертную ложечку, залез ею в левую глазницу Льстива и аккуратно достал стеклянный глаз старика. Поддетый, глаз выскочил и лег мне в ладонь, как яйцо чайки. Я посмотрел на радужку и улыбнулся. Как раз тот оттенок зеленого, что я выбрал для своего нового галстука, — теперь мне будет что показать своему портному. Какое удачное совпадение! Я положил глаз в жилетный карман и небрежно набросил салфетку на голову мертвецу.
Над камином в темной комнатке висело большое уродливое зеркало. Я изучил в нем свою внешность
Почти сразу дверь открылась, обнаружив огромную женщину в платье цвета нарциссов. Горящие от джина щеки, примыкавшие к длинному пятнистому носу, придавали ей сходство с битой жизнью клячей в упряжи.
— Добрый вечер, Далила, — сказал я, едва глянув в ее сторону.