Сыскарь

Оставалось лишь признать, что гоблин не такая уж и сволочь. Ну и двигать в сторону госпиталя.

Впрочем, по прибытию выяснилось, что мог бы туда не заезжать вовсе. Потому как после осмотра дежурный доктор, очень похожий на старокиношного очкарика Шурика, всего лишь что-то с умным видом записал в своём настольном талмуде, присыпал рану на ноге чем-то, сильно напоминавшим измельчённую смесь сушёных травок, и позвал медсестру наложить повязку. Про рёбра так и вовсе сказал, что ничего страшного, заживут сами. С годами. Типа пошутил.

От его любезного предложения поставить обезболивающий клистир я, разумеется, отказался. Нет уж, Шура, это не наши методы. Лучше таблеток из своих запасов наглотаться. К ним у меня куда больше доверия.

Медсестра, как и доктор, не страдала излишком милосердия. Заматывала мне ногу так, что я еле сдерживался, чтоб не заорать в голос. Про бинты и вовсе лучше промолчать. Вообще не айс. Складывалось впечатление, что их нарезали из простыней, причём не очень свежих.

Вот и спрашивается, какого я мучился? Лучше бы сразу домой отправился и всё там сам сделал.

Когда сбежал от этих коновалов, вечерние сумерки уже сменились полноценной ночной темнотой. Тусклые электрические фонари, редко наставленные вдоль дороги, с трудом освещали путь. Хорошо хоть в некоторых окнах горел, добавляя маломальского освещения, неяркий свет. И никаких тебе весёленьких рекламных вывесок, играющих разноцветными огоньками. Никаких украшательств в виде иллюминаций на столбах, деревьях или фасадах зданий. Ещё и тишина стояла такая, словно город вымер. В общем, деревня деревней. Разве что только улица мощёная.

Впрочем это лишь добавляло дискомфорта — мелкодробный перестук зубов сопровождал меня на протяжении всего пути. Я уже молчу про жестоко измассажированное седалище, наверняка, за время езды превратившееся в сплошной здоровенный синяк.

От попыток подкручивать педали, как и ожидалось, пришлось отказаться из-за разнывшейся ноги. А ещё в полумраке незнакомых улиц я малость блуданул, свернув пару раз не туда. Так что завод велосипеда закончился совсем не вовремя, когда до княжеского дома, по моим прикидкам, оставалось переться не меньше квартала.

Пришлось слезать и топать пешком, потому как взводить пружинный механизм вручную мешала тут же вспыхивающая нестерпимо обжигающая боль в рёбрах. Хватило нескольких попыток прокрутить ручку, чтобы похерить и эту затею напрочь. Наверное, всё же стоило послушать доктора и поставить клизму, не выпендриваясь.

Шёл потихоньку, хромая и проклиная злую судьбу, пока невнятное и необъяснимое чувство тревоги не заставило обернуться и посмотреть назад.

В последнее время я слишком часто оказывался, что называется, на грани. Дома-то, не считая сильно потрепавшего нервы развода, я лет тридцать жил, переживая в основном лишь из-за экономических встрясок и неурядиц, глубоко положив даже на политические пертурбации. Шанс же безвременно загнуться имел, разве что влетев в аварию или подхватив редкую заразу. А теперь даже долбаный коронавирус не в состоянии был тягаться с навалившимися перипетиями. Надо полагать, что такие неприятные изменения могли, вкупе с побочкой от межмирного перехода, заставить меня чувствовать опасность нутром и не игнорировать абсолютно недвусмысленные сигналы в виде холода в позвоночнике и судорожно сжимающегося от предчувствий очка.

Их было трое. Они вынырнули из темного закоулка шагах в двадцати позади меня и неспешно двинулись следом.

Разглядеть их подробно при таком дерьмовом уличном освещении, ясное дело, было проблематично. Впрочем, сильно гадать тут не приходилось — судя по габаритам, троица явно принадлежала к гоблинской породе. Хотя и друг с другом товарищи малость разнились. Самый высокий был бы мне, наверное, по плечо, если б, конечно, не втягивал так голову в плечи и не сутулился безбожно, словно боялся чего-то. Хотя почему-то именно он и показался мне главарём шайки.

Ещё один, будучи ростом чуть пониже своего приятеля, мог бы шириной плеч потягаться даже с орком. Мощный гад. Такого проще перепрыгнуть, чем обойти.

Третий росточком не вышел от слова «совсем», но компенсировал этот недостаток повышенной подвижностью, беспрерывно снуя неутомимым живчиком между своими товарищами. Задолбаешься, если что, от такого отбиваться. Самый, наверное, опасный из всех.

А то, что эти три товарища представляли для меня опасность, а не просто так вышли воздухом подышать, я даже не сомневался. Ну не выходят на вечерний моцион, держа в руках длинные ножи весьма угрожающего вида. Тоже мне, три мушкетёра гоблинского разлива. Атос, Портос и Арамис недоделанные.

Я не стал останавливаться и продолжил ковылять в сторону княжеского дома. Лишь опасливо косился назад, стараясь не упускать троицу из вида. Не проворонить бы начала атаки. Ладно, если гоблины просто решили взять меня на гоп-стоп и ограничатся лишь потрошением карманов с кошельком. А если нет?

Мля-я-ять! А я ведь зарядами к «Громобою» так у Рогова и не разжился! И в «макарке» оставалось всего два патрона. Ну и в кого тут стрелять первым?

Громилу Портоса с одного выстрела можно и не завалить. Ему пуля, поди, как слону дробина. Разве что в лоб в упор зарядить, что с моей меткостью проблематично весьма. А в вертлявого живчика Арамиса и вовсе хрен попадёшь. Сто пудов, увернётся и меня в клочки своим мясорезом покромсает. А я ещё, дебил, новый бронежилет у Рогова заболтался и забыл взять. Хотя тут и жилет не в помощь. Коротышки гоблины, наверняка, по ногам будут работать. Один удачный порез, и я не жилец.

Попробую издалека вальнуть сутулого Атоса. Потом, если их не испугает выстрел и кто-то из гопников решится всё же приблизиться, — да тот же мелкий, например, — можно будет, отгородившись от него велосипедом, постараться хотя бы ранить шустрого гадёныша. Пуля в брюхе — это всё же лучший способ отбить желание нападать. Ну а от здоровяка Портоса, надеюсь, я и на одной ноге ускакать успею.