— Не чем, а кем… мною естественно!
— И…?
— И он сказал, что мои рыжие волосы и голубые глаза — это земное небо наоборот.
— Чего наоборот?
— Что ты разчевокался? Неужели непонятно! На Земле солнце рыжее, а небо — голубое. А он сказал, что глядя на меня теперь сомневается, не ошибся ли Создатель и не лучше ли было сделать наоборот — солнце голубым, а небо — рыжим.
— У нас на Фаоне солнце тоже рыжее, а небо, если погода хорошая, то голубое.
— Тем более непонятно, как ты сам до такого не додумался. Да где тебе… — Татьяна махнула рукой.
Я вспомнил, какие комплименты я расточал в адрес Лоры Дейч и мне стало стыдно.
— Я исправлюсь…
— Все обещаешь, да обещаешь, — Татьяна давала понять, что лимит доверия ко мне у нее исчерпан.
— На Оркус обещал взять — и взял, — оправдывался я, — ты скажи лучше, чего это Абметова на комплименты потянуло?
— От скуки, вероятно… — Татьяна нашла для Абметова оправдание.
— Кстати, ты вовсе не рыжая. Это Шлаффер рыжий, а у тебя волосы… ну золотистые, что ли…
— Тьфу, пошлятина какая! Еще скажи, что я — блондинка. Да, а кто такой Шлаффер?
— Так, тип один…
Ладно, думаю, пора сменить пластинку. Альтруистическая любовь в исполнении Абметова может подождать. А вот история с неудавшимся ограблением госпожи из соседнего номера показалась мне более чем странной. Брать у нее, судя по всему, нечего. И почему грабитель не проверил, есть ли кто-нибудь в номере или нет…
Мне стало не по себе. Страх, оставивший меня еще на Фаоне, вернулся вновь. Маленьким комочком он возник где-то внизу живота, начал подниматься и, миновав солнечное сплетение, замер. Движимый нехорошим предчувствием, я связался с Оркус-Отелем, но не чрез интерком, а через внешнюю сеть. Долго никто не подходил, затем, юный девичий голос спросил, что мне, собственно, надо.
— Извините, это четыреста тринадцатый?
— Смотрите куда нажимаете — это четыреста двенадцатый, — схамила девица и отключилась. Теперь все стало на свои места. Слегка успокаивало только то, что дьявольское число теперь связывает Абметова не с нами, а с нашей соседкой из двести пятьдесят третьего. Татьяна, выслушав мое объяснение, все поняла по своему:
— Вот, я же говорила, ты даже номер не в состоянии запомнить…