– Но вид у тебя совсем не жалкий.
– И все-таки мне жаль. Себя. Я ужасно одинока. Мне не хватает тебя. Я уже вступила в женскую лигу избирателей, посетила цикл лекций по живописи, обзавелась друзьями. Не хмурься, друзьями женского пола. Много читаю, не отхожу от телевизора... А когда наступает время ложиться в постель...
– Понимаю, – улыбнулся он. – Может быть, тебе следует вернуться в Вашингтон. Но и здесь мы будем видеться не часто. У меня сейчас восемнадцатичасовой рабочий день, если не больше. И все же это лучше, чем разлука.
– Нет, хуже, – запротестовала она. – И мне не нравится Вашингтон.
– Если все закончится благополучно, мы будем все время вместе. Сможем вести нормальную жизнь. При условии, разумеется, что мне удастся найти место преподавателя. Хотя, как мне кажется, Лангер сможет в этом помочь.
– О, надеюсь, – сказала она. – Мне не хочется жаловаться, Гордон, но я просто схожу с ума.
– Послушай, я приеду через неделю... или чуть позже, если работа пойдет на лад. Ничего определенного обещать не могу, но надеюсь, что все будет хорошо. Видишь ли, мне все это столь же не по душе, как и тебе.
– Но ты занят и приносишь пользу, а я – нет. Я хочу, чтобы ты был рядом, и я тоже могла быть занятой и полезной, заботясь о тебе, будучи хорошей женой.
– Знаю... Давай заканчивать разговор. Сенатор возвращается.
– Я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю. Очень-очень. До свидания. До скорого, надеюсь.
Вошедший Лангер бросил на видеофон настороженный взгляд.
– Кто это был?
– Патриция. Ей время от времени необходимо слышать мой голос.
– У нее какие-нибудь неприятности?
– Нет. Но она скучает.
– Завтра у нас слушание государственной инвентаризационной комиссии, – объявил сенатор. – У нее имеется полная опись всех электронных деталей, проданных за последние пять лет, кроме сорока восьми последних часов. Специалисты организуют сканирование этих данных, как только получат их. Я велел Гаррисону, председателю ГИКа, чтобы результаты были к завтраку.
Вы их получите, подумал Карфакс. Но вам это будет чертовски дорого стоить.
– Узнав адрес, мы захлопнем крышку, – продолжал Лангер. – На этот раз уйти будет невозможно. Я велю заблокировать все дороги, закупорить любые возможные пути бегства. Но мы не будем врываться, словно армия завоевателей. У него не должно возникнуть ни малейшего подозрения. Я хочу взять его живым и отдать под суд, чтобы выплыла вся низость совершенного им. И к тому времени, когда я с ним окончательно разделаюсь, у Вестерна на всей Земле не останется ни одного приверженца.
– Вы хотите рассказать обо всем? – удивился Карфакс. – Обо всем, что имеет хоть какое-либо отношение к этому делу? Я имею в виду...