Читатель мыслей

22
18
20
22
24
26
28
30

– Блин, кажись, сама к нам! – зашипел над ухом Андрей. – Ты что там Моисеевичу такое про колеса наплел, что даже ей интересно стало…? – В этот момент ко мне подошла расфуфыренная дама в красном брючном костюме замысловатого покроя, с синим платком на шее, вся увешанная перстнями и колье. Иван Моисеевич отирался неподалеку, близко, однако, не подходя, но всем видом показывая, что если позовут, так он что, он – пожалуйста…

– Откуда, уважаемый, будете? Из наших, Питерских? – спросила дама приближаясь.

«Хлюпик какой-то в очках, совсем не солидный, что с него взять… – зазвучало было в голове привычно, но тут произошло странное: „Хлюпик… люпик… юпик, овсем… сем…лидный…идный…зятьь… Юпик… что… что…что…“ – кричало всё усиливающееся эхо.

Из приходящих на ум сравнений это напоминало более всего, пожалуй, голос радиослушателя, звонящего в студию, но не выключившего при этом находящееся рядом радио. Он говорит в телефон, его голос идет по проводам в студию, оттуда транслируется по радио назад и, попадая снова в трубку, возвращается в студию. Отчего получается постоянное, все возрастающее эхо, переходящее в оглушительный вой…

Я насторожился, мне становилось все неприятнее; в голове уже звучал ревущий свист. Я инстинктивно отвернулся от подошедшей женщины. Все прекратилось. Я снова коротко на нее взглянул: похоже ей тоже пришлось не сладко, лицо ее исказилось, словно от сильной и неожиданной боли. В голове снова зазвучало, и я снова отвернулся, однако успел разобрать: «Он что, мысли читать может даже у того, кто в этот момент его собственные мысли читает?!»

– Давайте приостановимся, молодой человек, услышал я уже обычный ее голос. – А то так мы общаться совсем не сможем…

– Да я бы и рад… В том и загвоздка… – Я не знал, стоит ли быть с ней откровенной, ее ученик произвел на меня поведение чистейшего афериста, и не без причин.

– Я помогу Вам, – голоса в моей голове стали тише. – Но вы не должны сопротивляться, вам надо «не хотеть никого слышать…»

– Я вижу, наш общий друг успел уже себя дискредитировать? – она кивнула в сторону мельтешащего поблизости Ивана Моисеевича. Заметив внимание, он сделал ручкою и просительно улыбнулся.

– Да уж… – мне понравилась теткина прямота. Я рассказал все как есть; к тому же, хотелось посмотреть на реакцию – она с ним, как я понял, была в друзьях.

– Получается, что не видит он ничего, а вокруг – ажиотация? Что же о других говорить? – закончил я. – Тетка выглядела расстроенной.

– Да все он видит, махнула она рукой. – Затем посмотрела на игриво кружащего вокруг Моисеевича, поманила его пальцем.

– Поди-ка сюда, Ванюша, – процедила она сквозь сжатые губы. – Лицо у нее уже было не расстроенным, а сердитым. Тот подошел.

– Ты что же, козел старый, ему про коленку не сказал?! А?!! Опять за свое взялся? Какой аппарат теперь продаешь, гербалайф недоделанный!? – на бедного Ивана Моисеевича было жалко смотреть.

– Да я, да я ни сном, ни духом, матушка, да я же и не догадывался, что он в правду… Думал, присочинил Андрюха все для значительности, и в мыслях не было… Дай, думаю, хоть подзаработаю чуток, а аппарат, правда, хороший… А про колено я бы ему сразу сказал, как только он… того, первый взнос бы оплатил… тут дело не хитрое… – Он присмотрелся к моей ноге. – Так-с, артритик легкий… Долгитом и всего делов! Правда, в прогрессе, я вижу, не очень, но тут кармическое что-то приплелось-с… Это уж – не ко мне-с…

– Пошел вон, дурак! – Ивана Моисеевича как ветром сдуло. – Испортились совсем, обмельчали. – Дама, кажется, взъярилась всерьез. – Гербалайфы, добавки биологические, теперь аппараты эти пошли… От всего! – добавила она в сердцах, акцентируя окончание на «го» и протягивая «о» на одесский манер, отчего все сказанное ею предложение прозвучало немного на старинный лад, аристократически.

– Нашему же брату верят, – продолжала она уже без нажима, даже слегка беспомощно; словно не ей это верили так легко, а она доверилось, и теперь вот: «Извольте: ни сбережений ни драгоценностей… Все на скором во Владивосток уехало с мужем предполагаемым, надежды на все подававшим; не пил, не курил, слова дурного не слышала, только все вздохи да комплименты; обманули его видать лихие люди, попутали…» – прорвалось вдруг фраза, видимо из её головы.

Я помотал головой и посмотрел на Элеонору Константиновну. «Ну и артистка блин, – мелькнуло нечаянно, – с ней надо ухо востро, в миг окрутит… «Не знаю, читала она мои мысли или нет, а только вдруг стала Элеонора Константиновна серьезной.

– Да, так о чем я? А, этот… – она еще раз с некоторой неприязнью глянула в сторону Моисеевича. Тот готов был, кажется, провалиться сквозь землю и, пока проваливается, землю же и есть в подтверждение клятвы, что «того, что случилось, больше не случиться никогда». Доверия, впрочем, его вид все равно не вызывал.

– Таких приходиться приручать, что бы из под контроля не выпустить. А то натворят, потом больше сил потратишь расхлебывать. Нам верят и вправду легко. У того мысль угадал, этому про болячку рассказал, а уж если что вылечил! – Но это редко. Сильных способностей днем с огнем не найдешь. Так, в большинстве чувствуют что-то, сами не понимают порой что… А что бы в доверие втереться, косвенными вовсю манипулируют…