Официальное разрешение на ведение следствия по делу об убийстве вызвало очередной приступ причмокивания и пожевывания губ. Я всерьез начал опасаться, что сейчас толстяк примется исследовать документ на предмет подлинности, а то и того веселее – пошлет на экспертизу, но обошлось – бумага с одноголовым орликом заняла свое место в папке.
Рука американского таможенника уже поднялась было отодвинуть выпотрошенный кофр, как неожиданно дрогнула.
– А эт-то еще что? – поинтересовался толстяк опасным голосом.
«Этим» был копеечный календарик из серии «Памятники Российского искусства», который я захватил с собой на тот маловероятный случай, если мой хронометр Буре не выдержит американского климата и перестанет показывать число, день недели и фазу Луны.
– Календарь.
– Конфисковать придется, – ехидно заключил таможенник.
– За что?! – не выдержал я.
– За нарушение закона о безнравственности, – пояснил толстяк. – Видите – голая женщина нарисована. Непорядок.
– Это репродукция картины Маяковского «Женщина на закате», – терпеливо попытался объяснить я. – Шедевр живописи.
– На закате, на рассвете – какая разница? Раздетая ведь. Впрочем… – таможенник ехидно прищурился, – можете оставить себе, предварительно заклеив непрозрачной лентой.
Он помахал рулоном клейкой ленты вроде той, которой заматывают посылки на почте.
– Нет, спасибо, – ответил я вежливо. – Можете забрать. – И добавил по-русски: – Набокова на вас нет, лицемеры хреновы!
– Что-что? – переспросил таможенник.
– Ничего, – невинным голосом отозвался я. Потом дрожащими руками подобрал чемодан, вышел за пунктир и уже оттуда проорал на весь зал:
– Счастливого онанизма!
Вашингтон, округ Колумбия,
24 сентября 1979 года, понедельник.
Анджей Заброцкий
Сначала я просто не поверил своим ушам. А поверив, начал озабоченно оглядываться. Ох, шуму-то сейчас будет…
На наше с Щербаковым счастье, русского, похоже, никто из присутствующих в достаточной степени не разумел – или, по крайней мере, не показывал, что разумеет, – а созвучное на всех языках библейское словечко с симбирским акцентом оказалось для американцев неудобослышимым. Пронесло-с. Я резво подхватил сумку с конвейера и припустил следом за Сергеем, стремясь поскорее покинуть своды столь гостеприимного аэровокзала. А то кто их знает, даже если они не поняли щербаковского пожелания, все равно вполне могут припаять «нарушение спокойствия» за вопли в общественном месте. С этих станется.
ebooksa