Андрей с Кейт в это время увлеченно перерывали бумаги на столе.
– Сергей, – позвал мой товарищ, – подойдите-ка. Тут нечто вроде графика.
Я глянул на листок. И правда – числа (все уже прошедшие), точное время, какие-то цифры.
– И что тут интересного? – поинтересовался я, возвращая бумажку.
– Вот это. Видите?
Теперь я заметил. Отдельной колонкой шли краткие обозначения – альфа-2, альфа-4, бета-2. Сверху было подписано одно только слово – «патахрон»
– Что бы это значило? – пробормотал я. Действительно, как в телевизионной викторине. Что может означать этот неологизм? «Околовремя»? «Вневремя»? И почему в обозначениях отсутствует сочетание «альфа-1»?
– Я готов признать, что та установка под куполом имеет отношение к физике невозможного, – проговорил я. – Но похоже, нам не остается ничего иного, как хватать все бумаги подряд, уносить и надеяться, что высоколобые в секретных лабораториях смогут раскусить этот орешек.
Раздался громкий треск. Обернувшись, я увидел, как пунцовая Кейт старательно прилаживает на место обломанную ручку шкафа, на которую неосмотрительно оперлась.
– Что вы делаете в моем доме? – раздался сварливый старческий голос.
Мы как по команде обернулись.
На пороге, близоруко щурясь, стоял старик в исподнем. В руке он сжимал даже не берданку – очень уж он напоминал поднятого по тревоге российского ночного сторожа, только вот лицо слишком трезвое, – а что-то вроде электрической бритвы.
– Доброе утро, профессор, – выговорил я, стараясь не улыбнуться.
– Не подходите, – предупредил старикан, тыча в мою сторону своим оружием.
– Сергей, вы его знаете? – удивился Заброцкий.
– В первый раз вижу, – честно признался я.
– Тогда почему «профессор»?
– А кем он еще может быть? – резонно возразил я. – Вы гляньте – чистый Эйнштейн.
Старик напряженно вслушивался в наш разговор. Вдруг лицо его исказилось непереносимым осознанием. Выронив приборчик, моргнувший синей искрой и откатившийся в угол, он опустился на стул и закрыл лицо руками.
– Вы русские? – спросил он глухо.