Гард почему-то откашлялся, словно ему предстояло петь с Иржи Пусей дуэтом. Потом спросил:
— Что нужно, чтобы сделать куклу?
— Талант! — мгновенно ответил Иржи.
— Я имею в виду: что нужно знать о клиенте?
— Есть ли у него деньги.
— Иржику нужны две фотографии, — вмешался младший брат. — Фас и профиль. Снимки мы делаем камерами, установленными в салоне.
— А волосы? — спросил Гард.
— И волосы, — подтвердил Серж Пуся. — Из волос мой брат делает…
— Матрасы! — перебил Иржи и поднял наконец голову с опущенными вниз уголками губ. — Я набиваю ими матрасы, господин комиссар полиции! Зачем еще мне волосы клиента?
— Иржик шутит, — вновь пояснил Серж, как видно не рассчитывая на то, что комиссар полиции обладает чувством юмора. — Из волос он делает парички. Все данные о клиенте хранятся вот в таком пакетике. Здесь фотографии, адрес и имя.
Гард повертел в руках целлофановый пакет и осторожно положил его на край стола.
— Что происходит после того, как кукла готова?
— Делаю следующую, — сказал Иржи Пуся.
Как это ни странно. Гард не испытывал никакого раздражения. Напротив, ему искренне нравился этот старый морж, который находился в том критическом возрасте, в котором человеку уже никто не страшен: ни комиссар полиции, ни президент, ни сам черт со своими чертенятами. Старик шутил! Но разве не прекрасна старость, украшенная не слезами, а шуткой?
— Я понимаю, — дружески улыбнувшись Иржи, сказал Гард. — Но куда девается готовая кукла?
Иржи открыл было рот, но его опередил Серж:
— В сейф нашего родственника Сайруса. Когда-то мы сами хранили свои шедевры, но теперь… Вы согласны, комиссар, что Иржик делает шедевры?
Надо сказать, старший Пуся ни на секунду не прерывал работу. На глазах у Гарда из ваты, смоченной какой-то жидкостью, кусочка пластмассы, бусинок, клея и резины возникала истинная принцесса с золотыми кудрями, по всей вероятности та самая девочка, которая побывала в салоне в один день с Майклом.
О, это был настоящий шедевр, о чем Гард тут же сказал братьям, хотя его слова ничуть не изменили мрачного вида старшего Пуси: сатир был верен себе до конца! Но служба тоже была службой, и потому комиссар спросил:
— Как долго делается этот шедевр?