Вторжение

Другие государства не сумели воспользоваться этой силой. Она очутилась в наших руках. Через прессу мы добились влияния, сами оставаясь в тени. Благодаря прессе мы собрали золото, не взирая на то, что брать его приходилось из потоков крови и слез… Мы откупились, жертвуя многими из замещенных. Но каждая жертва с нашей стороны стоит тысячи варваров, которых мы отдаем на заклание перед Великой целью Конструкторов наших…

Сегодня мы сообщаем членам Круга, что победа уже близка. Началась операция «Вторжение», когда мы в планетарном масштабе заместим нашими личностями тех, кто пребывает пока в необходимых для нас телесных оболочках.

Современные конституционные барьеры скоро рухнут, чтобы побудить нынешних правителей к злоупотреблению властью. Мы столкнем лбами все силы общества, бесконечно развивая их либеральные тенденции к кажущейся независимости, выпустим из волшебного кувшина злобного монстра национализма. В этом направлении мы возбудили всякую предприимчивость, вооружили амбициями, жаждой власти все партии, и сделали существующую власть мишенью для бесчисленных нападок. Государство и его институты мы превратили в борцовскую арену, на которой разыгрываются бесконечные смуты, война законов и надуманных, насквозь фальшивых суверенитетов.

Не может существовать государство, состоящее из суверенных государств! Но с помощью этой бредовой фикции мы ломаем сейчас последний барьер на пути к Мировому Господству!

…Самовлюбленные и неутомимые говоруны превратили заседания парламентов, верховных советов и административных собраний в ораторские фестивали. Обнаглевшие от бездумно объявленной гласности журналисты, беспардонные фельетонисты ежедневно нападают на аппарат власти, превращают администраторов в мальчиков для битья. Злоупотребления властью, коррупция, кою необходимо всячески поощрять, окончательно подготовят правительственные учреждения к падению, и все полетит вверх ногами под ударами обезумевшей толпы…

XI. НАПАДЕНИЕ

Самолет тряхнуло на воздушном ухабе, и Станислав Гагарин подумал, что надо бы сходить по малой нужде, да и размяться не помешало бы.

Он поднялся с крайнего в последнем ряду кресла и хотел было сразу повернуть налево, чтобы посетить заведение, находившееся за их спинами, в конце салона. Но в крохотной прихожей стоял высокого роста светловолосый, с короткой стрижкой парень, чем-то напомнивший писателю Диму Лысенкова, на которого тот вовсе не был похож внешне, разве что размерами соответствовал.

Станислав Семенович повернулся, чтобы выйти в салон, и как-то без некой задней мысли подумал, что парень, может быть, вовсе не такой громоздкий, как можно предположить, уж слишком просторная на нем куртка, она и топорщится к тому же на груди.

Сочинитель медленно двинулся среди заполненных пассажирами рядов в сторону служебного отсека стюардесс.

Стюардессы готовили то ли поздний ужин, то ли ранний завтрак, во всяком случае им было не до шастающего пассажира, и писатель не удостоился ровно никакого замечания, беспрепятственно прошел в первый салон. Здесь часть пассажиров бодрствовала. Кто читал, кто разговаривал друг с другом, некоторые играли в шахматы, разместив на подлокотнике небольшие дорожные доски, а у самого входа в отсек экипажа, на передних детских местах он увидел двоих кавказцев, так и не снявших кепок-аэродромов. Дети гор развернули нарды там, где крепились люльки младенцев.

Возвращаясь из переднего гальюна, писатель вдруг увидел в первом салоне знакомого критика. Фамилии его Станислав Гагарин не помнил, но это не имело значения. Неожиданная встреча неведомо отчего обрадовала его. Наверное потому, что критик был, как и Станислав Семенович, сам по себе, не входил ни в какие октябри-апрели, держался с достоинством и ровно.

Он порывисто шагнул к знакомцу, тот сидел через пять рядов и спал, откинув голову, и сочинитель уже заулыбался, представив, как обалдеет критик, когда представят ему «племянника» Геловани, но перед ним неожиданно поднялся рослый горбоносый красавец с аккуратно подстриженными усами и оливковыми глазами на неприлично для кавказского типа белом-белом лице.

— Извините, — сказал он, ласково улыбаясь, и склонился к уху писателя, — вам надо пройти на место. Капитан госбезопасности Мамедов. Убедительно прошу… Проводится операция.

При этом он бережно, но цепко ухватил писателя за локоть.

Станислав Гагарин осмотрелся. Обстановка в салоне казалась безмятежной, ничто не напоминало о каком-либо произошедшем или готовящемся ЧП.

— Прошу вас, — настойчиво повторил капитан Мамедов.

— Хорошо, — согласно буркнул писатель, и даже не взглянув, на спящего критика, быстро прошествовал через буфет, направляясь к последнему ряду, где ждал его необычный спутник.

«Помешались на операциях, секретности и леденящих воображение тайнах, — думал он, пробираясь по салону. — Конечно, таинственное щекочет обывательскую душу, подперчивает, поливает острым соусом пресноту обыденщины. Но избави Бог художника от соблазна идейную пустоту расцвечивать тайной…»

Сталин не спал. В руках его писатель заметил верстку «Ратных приключений», раскрытую на страницах, которые занимал «Дневник Отечества».