Ветер смерти

22
18
20
22
24
26
28
30

Последний штрих в сие монументальное полотно внес, как всегда, Колобок, ворвавшийся, по своему обыкновению, в комнату подобно тайфунчику. По случаю июльской жары на этот раз на нем красовались странные пятнистые «багамы» и совсем уж легкомысленная «гавайка» с традиционными пальмами, бананами и вечно голодными тощими обезьянами. Довершали сей курортный имидж китайские тряпичные тапочки на пробковом ходу и длиннющий красный козырек на резинке, сдвинутый почти на самую лысую макушку. Больше всего Григорий Ефимович смахивал на преуспевающего голливудского продюсера или, в крайнем случае, на главного режиссера, которого только что вытащили со съемок нового тропического шедевра, но никак не на специалиста по связям с общественностью.

Закон инерции не позволил ему вовремя затормозить, и несчастный Гриша буквально рухнул на предмет своего тайного вожделения, едва не содрав с опешившей соблазнительницы то немногое, что на ней было надето.

Внешность часто бывает обманчива, особенно это относится к женщинам, непревзойденным мастерам маскировки и перевоплощения с помощью современного арсенала косметической и парфюмерной промышленности. Леночка же была истинной Женщиной с большой буквы, поэтому тонкий носик, пухлые губки, огромные синие глаза и хрупкая «осиная» фигурка не раз сбивали с толку любителей «клубнички». А когда они после позорного поражения и бегства зализывали и замазывали синяки и ссадины, то долго недоумевали и злились как это их, таких крутых, накачанных и неотразимых, отделала какая-то девчонка. Пигалица! Соплей перешибить можно!.. И даже если узнавали потом, что нарвались не на «пигалицу», а на «барса» — мастера русбоя, не могли поверить. Однако, желающих повторить попытку, как правило, не находилось. В свое время, не устоял перед искушением и Григорий Ефимович. И хотя ему знакомство обошлось не в пример легче — всего лишь вывихнутый палец на руке, которой он попытался приобнять Леночку пониже спины, — Колобок решил далее не испытывать судьбу и ограничиться обожанием на расстоянии. Иногда он, правда, отваживался на преподнесение букетика цветов или шоколадки, но это и был его предел. Наверное, единственным не пострадавшим от Леночкиных чар в редакции был я, и то потому, что знал ее не только по работе, но и по клубу славянских единоборств, где мы с ней встречались во время тренировок уже почти два года. Зато эта миловидная «кошечка» до сих пор не оставила попыток заполучить меня в свои «железные лапки».

Несколько мгновений после неожиданного «столкновения двух небесных тел» никто не двигался, потом полыхнула неяркая в свете дня вспышка, и раздалось тихое жужжание сменяемого в фотоаппарате кадра. Все разом повернулись к источнику звука и впервые в истории увидели ухмыляющуюся физиономию Дона Теодора.

— Извините, господа, не удержался! — он бережно спрятал в футляр миниатюрную «Минолту». — Такой кадр может войти в анналы нашего бравого еженедельника под рубрикой «Не верь глазам своим»…

— … или «Это вы можете»! — не замедлил прибавить я, разглядывая пунцовых от негодования и смущения «тайных влюбленных». — Ай, да Федор Кузьмич! Уважаю профессионалов!

— Ах, так?! — опомнилась, наконец, роковая обольстительница, вывернувшись из объятий обалдевшего от счастья Колобка. — Значит, вот что называется у вас профессионализмом?! — она подошла вплотную к столу Маслова и уперла сжатые кулачки в свои крутые бедра. — Значит, вот что вы именуете высокохудожественной фотографией?!

— И тут Федор Кузьмич своим обостренным чутьем понял, что сейчас его будут бить и, возможно, даже ногами! — громко прокомментировал я.

Леночка не выдержала, фыркнула и, горделиво прошествовав к своему столу, демонстративно уткнулась в первую попавшуюся корректуру. Дон Теодор, видимо, всерьез решивший, что переборщил со снимком, некоторое время еще сидел с недоуменно-пристыженным видом, потом молча взял со стола какую-то фотографию, сунул ее в руку очнувшемуся от транса Перестукину и, буркнув мне «я на обеде», поспешил исчезнуть из кабинета. Женя, почему-то держа фотографию в вытянутой перед собой руке, тоже молча последовал за Масловым. И только Колобок продолжал бестолково топтаться у окна и бесцельно рыскать глазами по комнате в поисках спасительного уголка. Я поманил его пальцем, и когда он облегченно рухнул рядом со мной на стул, протянул ему традиционный стакан с холодной минеральной водой «Чажемто». Шумно выглотав воду, Гриша окончательно пришел в себя и вспомнил причину своего визита.

— Котов, ты уже в курсе про убийство в «Северной»?

— А то!.. — я ждал продолжения, по опыту зная, что Колобок никогда не выдает всю информацию сразу.

Он кивнул и принялся вытирать огромным клетчатым платком мгновенно вспотевшую шею.

— Ну да… Дай-ка мне еще водички, — Гриша снова присосался к стакану как утопающий к спасательному кругу. — Уфф! Хорошо! Давай-ка по третьей, для ровного счета!

— А не расплескаешь? — съехидничал я, — И потом, почему убийство?

— Ну а про… несчастный случай с капитаном нашего «Лесовика» что-нибудь слышал? — он тоже хитро прищурился.

Так! С меня моментально слетело игривое настроение: Берест ничего про это не говорил! Неужели «свежатина»?! Эх, Коля, Коля! Надо же!..

— Выкладывай!

Гриша выразительно постучал по стакану, и я в нетерпении вылил в него остатки воды из бутылки.

— Час назад, — неторопливо начал этот садист, прихлебывая через слово, — в комнате отдыха персонала центрального стадиона был обнаружен труп капитана футбольной команды «Лесовик». Долговой Игорь Леонидович, тридцати шести лет от роду, мастер спорта, без вредных привычек, проблем с органами охраны правопорядка и безопасности движения не отмечено, женат, есть несовершеннолетний сын, — он замолчал, допивая воду и отдуваясь после каждого глотка. — По предварительным данным экспертизы смерть наступила в результате…

— … апоплексического удара! — выпалил я будто по наитию, чувствуя, как стул подо мной начинает покачиваться и вибрировать.