— Гад ты! — оборвал его Генрих. — Сволочь, гад и трус. Я всю ночь не спал, думал, что тебя разорвали ведьмы, а ты просто оставил меня и сбежал. А еще друг называется!
Генрих замахнулся кулаком, но ударить Клауса не решился: тот был сильнее. Поэтому Генрих, повернувшись к бывшему другу спиной, зашагал прочь от него и от школы — какие уж сегодня могли быть занятия!
Полдня Генрих бродил по городу как неприкаянный. Ему то и дело мерещилась пестрая шуба Каракубаса и кошачьи вопли. Наконец, ближе к полудню, он повернул к школе с твердым намерением подраться с Клаусом. «Пусть он меня побьет, но я хоть разок, да тресну его по подлой физиономии! — размышлял Генрих. Околдовал его, видите ли, колдун! В живот выстрелил! Выдумал же такое. И все для того, чтоб самому незаметно улизнуть. Бросил меня одного против всех этих ведьм и колдуна. А ведь они могли разорвать мена на клочки».
Генрих вообразил себя мертвым, лежащим в красивом полированном гробу, представил рыдающую, сильно постаревшую мать и отца, который украдкой смахивает с глаз слезу, и ему стало до того себя жалко, что уже возле самой школы он присел на скамейку и, уткнувшись ладонями в лицо, разрыдался.
— Скажите, я могу вам помочь? — услышал вдруг Генрих участливый голос. — Вы так горько плачете, что мне и самой захотелось плакать.
Генрих поднял глаза и увидел возле себя очаровательную девочку лет тринадцати, одетую в спортивную шапочку и короткую зимнюю куртку.
— Видите, у меня и слезы на глазах появились, — сказала девочка. Генрих украдкой глянул на нее и тут же отвернулся, пряча свои мокрые глаза. Слез у приставучей девчонки, конечно, никаких не было: ее большие глаза с густыми длинными ресницами смотрели весело и добро, а губы мягко улыбались.
— И ничего я не плачу, — буркнул Генрих, отворачивая лицо в сторону. Ему совсем не нравилось, что кто-то вмешивается в его горе.
— Нет, плачете, я же вижу.
— Это от смеха. Вспомнил анекдот, услышанный два дня назад, и теперь вот смеюсь, — огрызнулся Генрих, с необыкновенным упорством разглядывая полусгнившие листья на земле за скамейкой.
Девочка рассмеялась.
— Так вы еще и злюка?
Генрих промолчал. Про себя он подумал о том, что такой красивой девочки никогда еще не встречал, и не без зависти вспомнил Клауса Вайсберга, который в создавшейся ситуации наверняка не растерялся бы и так окрутил девчонку, что она тут же стала бы с ним целоваться. «Девчонки все глупые, — любил говорить Клаус. — У них в голове совсем ничего нет, одно только желание поцеловаться с кем-то. Но они очень сильно это скрывают и разыгрывают из себя недотрог. Главное, это я точно знаю, нужно уметь повести разговор так, чтоб вышло, что целоваться девчонку заставляет не ее тайное, сокровенное желание, а вроде как суровые обстоятельства. И еще — начинать целоваться первым должен всегда парень. Все это — настоящая наука, и в ней я достиг совершенства. Мне никто не отказывал и никогда не откажет!» К сожалению, Генрих никогда не мог заставить себя не то чтобы повести разговор в необходимом русле, а вообще разговориться с девочками. Он просто не знал, о чем с ними можно говорить и как следует себя при этом держать. Нагло? Остроумно? Разыгрывать из себя героя?
— А вы здесь живете, в этом городе? — не унималась девочка. — Красивый город. Я бы тоже хотела здесь жить, но только отец никогда мне этого не позволит. Он очень строгий.
Генрих набрался духу и сказал:
— И мой отец очень строгий. Он полицейский и привык, чтоб все было по правилам.
— Вы из-за него расстроились?
— Нет, не из-за него. Я по пустякам никогда не расстраиваюсь. Тут дело серьезное и очень важное, но какое, я сказать не могу, — Генрих искоса глянул на девочку и тут же отвел глаза. — А почему ты здесь бродишь? Уроки, помнится мне, еще не закончились.
— Но ты ведь тоже не в школе?! — огрызнулась девочка.
— Я — это другое дело, — возразил Генрих. — Я ведь не девочка, у меня есть дела поважнее, чем учить математику. И потом, математику я считаю глупостью. Зачем заучивать сложные формулы, если любой карманный калькулятор легко умножает и делит огромные числа? Математика вымирающая наука.
ebooksa