И Лидочка стала рассказывать…
А вот и снова институтский городок. За час, пока Лидочка ездила, основательно стемнело, и в погруженном во тьму вестибюле светилось только окошко швейцарской конторки.
Дверь им открыла пожилая женщина-швейцар, впустив без всяких разговоров (видно, ее предупредили).
Проходя по коридору к комнате, где проходил консилиум, Лидочка и Дмитрий Александрович уже издали услышали приглушенные голоса. Участники консилиума, как видно, и не думали расходиться, наоборот, о чем-то спорили.
Вторая дверь, ведущая непосредственно в кабинет профессора, была приоткрыта. На полу приемной лежала длинная полоса света.
— А ну-ка, подождем, — сказал Дмитрий Александрович, задерживаясь у двери.
Они остановились в тени перед световой полосой, так что находившиеся в кабинете не могли их заметить. Дверь была открыта наполовину, и Лидочка сразу увидела Володю. Он стоял к ним спиной, заслоняя остальных, и громко говорил, обращаясь к кому-то из ученых:
— Минутку. Я тоже привык к точности. Вы сейчас только согласились, что знак равенства между настоящим и искусственным человеком можно поставить только в том случае, если элементы телесной организации обоих абсолютно совпадают.
— Совершенно верно, — отвечал высокий, звенящий голос, в котором Лидочка не сразу узнала Виктора Ивановича.
— Но в искусственных белках, как уже говорилось, те же аминокислоты содержатся и правые и левые поровну, а в естественных только левые.
— Но какое это имеет значение? Во-первых, правые и левые формы функционально совершенно равноценны, а во-вторых, при столь подробном моделировании должны воспроизвестись все характеристики моделируемого объекта — способность мыслить, самосознание, ориентация в пространстве и времени.
— Во-первых, значение, видимо, имеет, — отвечал Володя, — иначе живое состояло бы из правых и левых форм, а во-вторых, при моделировании воспроизводится отнюдь не все. Есть по крайней мере одна, как вы выразились, характеристика, которую не воспроизвести ни в какой, сколь угодно точной модели.
— Это какая же характеристика? — спросил Виктор Иванович.
— Чувство! Способность к субъективному психическому переживанию.
— Молодец! — негромко проговорил Дмитрий Александрович.
В кабинете некоторое время молчали. Потом послышался глуховатый, чуть ироничный голос профессора Иконникова:
— Это что-то новое! Семен Миронович, вот вам и оппонент для вашей диссертации. А мы с вами голову ломали, где взять оппонента.
— В самом деле, это что-то новое, — сказал Семен Миронович. — Почему вы убеждены, что чувство невозможно смоделировать?
— Моделировать — сколько угодно, но создать модель, которая переживала бы радость, боль, утрату, любила, страдала, — невозможно.
Володя произнес эту фразу, как приговор, с непоколебимым спокойствием человека, глубоко убежденного в своей правоте.
ebooksa