Глава 7
В ночном небе вспыхнула молния. От удара грома дрогнули стекла. Окно со стуком распахнулось, и в помещение, пузыря занавеси, ворвался свежий грозовой вихрь. Вихрь-грубиян слизнул со стола салфетку с решением задачи и понес в зал, выгнув как парус. Профессор бросился за драгоценным документом, едва не сбив с ног проходившую мимо официантку. Он поймал белый треугольничек прямо перед носом какого-то гривастого усача. Тот качнулся на стуле и пьяно погрозил пальцем перед собой:
— Пап-паша…
В углу грянул оркестр, как бы подчеркивая всю нереальность происходящего. Публика зашевелилась, вылезая из-за столов. Задвигались танцующие пары. Анатолий Николаевич аккуратно сложил салфетку и, сунув в карман, вернулся на место.
«Актер» вытянулся на цыпочках у окна, пытаясь справиться с неподдающимся шпингалетом. Край его рубашки вылез из-за пояса, проглядывая в разрезе пиджака, и эта маленькая банальная деталь, бросившаяся в глаза профессору, только усилила состояние хаоса и бестолковщины, в котором он находился. Вот ведь абсурд! Вот нелепица! Нафантазировали бог знает чего, понаписали горы умных и глупых книжек, нагородили эвересты слов, а вышло так. В каком-то дурацком ресторане, в случайной точке земного шара происходит событие невероятного значения для человечества. И никто об этом не подозревает. Ничего не случилось — танцуют, пьют. И не с кем посоветоваться. Выйти к микрофону, объявить? Глупо. Да и нельзя. Теперь все решает ОН…
Черные стекла быстро покрывались искрящимися дождевыми стрелами. «Актер» задернул штору и сел в свое кресло.
— «Пронеслась гроза седая, разлетевшись по лазури. Только дышит зыбь морская, не опомнится от бури», — продекламировал он, наливая себе в бокал лимонада. — Будете?
— Да, пожалуй, — кивнул профессор. Ему что-то все время хотелось пить.
«Актер» опрокинул бутылку над бокалом и ловко отнял, когда жидкость дошла до краев.
— Фет, между прочим, был не только хорошим поэтом, но и тонким философом. Эта сторона его личности, к сожалению, мало знакома любителям поэзии.
Он откинулся в кресле с бокалом в руках и отпил немного лимонада, щурясь от удовольствия.
— Я полагаю, вам, ученым, есть чему поучиться у поэтов. У вас не кружится голова от сознания непостижимости бесконечного, вас не мучает, как поэтов, потребность в цельном мироощущении. Примат логики над чувством кажется вам чем-то само собой разумеющимся, и вы можете спокойно умереть с мыслью, что совершили еще один шажок по бесконечной лестнице познания.
— По-моему, это единственно трезвый подход к проблеме бытия.
— Вы так думаете? Плохо же вы знаете человеческое племя, Анатолий Николаевич. Мироощущение и мировоззрение — суть две равноценные формы связи человека с миром, и опасно приносить одно в жертву другому… Впрочем, мы несколько ушли от темы. Вот вы пытались доказать, что разуму, значительно превосходящему человеческий, не может быть до него дела.
— Теперь вижу, что ошибался.
— О нет, вы не ошибались, — «актер» медленно покачал головой. — Вы были совершенно правы. Совершенно.
Анатолий Николаевич поставил на стол недопитый бокал и приготовился к главному, которое, он понял, должно было начаться только сейчас. «Актер», уютно устроившись в кресле, долго и неподвижно смотрел на профессора, так что тот, чувствуя неловкость, закашлял в кулак.
— Ваша лаборатория пытается решить загадку человеческого сознания, кажется, так? — сказал он наконец.
— Так, — подтвердил Анатолий Николаевич, приходя в состояние тревожной настороженности.
— И, будучи на уровне современных философских идей, вы сразу же отказались от представлений, что сознание — всего лишь сумма нейрофизиологических процессов, протекающих в нервных клетках мозга.
ebooksa