На одной далёкой планете

22
18
20
22
24
26
28
30

— В чем конкретно проявилось дурное влияние книг на Стекларуса? — спросил робот.

— Ну… ругал все. Людей Элиты называл самодовольными болванами. Говорил… это… что люди стали хуже животных, что это позор, что разумными существами управляют машины.

— Еще что он говорил?

Робот нажал вторую кнопку, и в голове Бодяги наступила удивительная ясность. Он в подробностях вспомнил все свои разговоры с приятелем. Торопясь, как бы не забыть чего-нибудь, он принялся рассказывать.

…Да, Гаги Стекларус был очень необычный человек. Еще задолго до появления книг он удивлял Бодягу своим поведением. Такие иногда вопросы задавал, что специально будешь думать и не придумаешь. Как-то они стояли вдвоем в саду Гаги и смотрели сверху на город. Был праздничный вечер, карнавал, внизу кипело море огней и слышались звуки музыки, а наверху над ними черным блистающим шатром раскинулось звездное небо.

— Зачем все это? — спросил тогда Гаги, обводя рукой вокруг.

— Что «это?» — не понял Бодяга.

— Все: город, звезды. Зачем?

Бодяга не нашелся что ответить на столь странный вопрос, даже смысла его не понял.

А в другой раз Гаги ляпнул вдруг такое:

— Зачем хоминкубарии людей выращивают?

— Чтобы они жили, — ответил, подумав, Бодяга.

— Непонятно… Они же потом все равно умрут.

— Ну и что? Зато много удовольствий получат, пока будут жить.

— Все равно непонятно, — упрямо повторил Гаги. — Пока их не вырастили, они ведь не знают, что есть удовольствия, а вот когда будут жить, то будут знать, что умрут.

Бодяга подумал, что уж не повернулся ли в уме его приятель? Такие случаи хоть и редко, но бывали на Астре.

— И чего ты себе голову засоряешь всякой ерундой? — сказал Бодяга. — Пойдем-ка лучше в «Обжору», там у них есть одна фирменная штучка.

— Это ты… вы засоряете свои головы ерундой! — вспылил Гаги. — Вы все! Вам лучше было родиться животными!

Но подобные разговоры бывали у них раньше, а с прошлого года, после того как у Гаги появились книги, он перестал задавать Бодяге вопросы. Он как-то очень быстро переменился — стал молчаливым и мрачным. И так продолжалось несколько месяцев. А потом его словно прорвало, и он принялся все ругать. Незадолго до самоубийства он сказал Бодяге такое, что ему стало страшно.

— Попомни мои слова, Тит, — сказал он, — что когда-нибудь провалится к чертям в ад эта планета идиотов. Что-нибудь с ней да произойдет, потому что не для того существует человек в мироздании, чтобы только жрать да веселиться.