На одной далёкой планете

22
18
20
22
24
26
28
30

Нет, научные лавры друзей не привлекали. Единственное, чего они желали, это как можно дольше сохранить в тайне существование гомункулуса. Прошло еще некоторое время, прежде чем нашелся выход.

Гончарова пригласили работать в Москву, а Володя нашел для двойника место начальника конструкторской группы в технологическом отделе григорьевского завода «Металл». Сам он решил оставить прежнюю профессию и поступить на биологический в МГУ.

Возникла проблема с документами для двойника, но и ее решили, правда, несколько сомнительными с точки зрения закона средствами. Володя «потерял» папку со всеми своими документами и написал заявления в соответствующие учреждения. После некоторых хлопот и хождений он получил дубликаты. Оригиналы документов он отдал двойнику, чтобы исключить какие бы то ни было подозрения на его счет в будущем, а дубликаты оставил себе. С двойником договорились, что жить он будет тихо, не выделяясь, не заводя знакомств, а там видно будет…

Первый год Гончаров время от времени приезжал в Григорьевск, навещал свое творение, все было в порядке. Двойник работал исправно, числился на хорошем счету и жизнь вел одинокую, без знакомств. Потом они с Володей ограничивались тем, что звонили ему иногда на завод, а потом и звонить перестали — Володя с головой ушел в учебу и с увлечением занимался «Возражениями», а у Гончарова и без гомункулуса дел было по горло. Друзья и предполагать не могли, что за последующие годы в двойнике включится какой-то невидимый завод, и он начнет быстро делать карьеру…

«Какое счастье, что я перепутала станции метро!» — думала Лидочка, слушая историю гомункулуса Колесникова. Не произойди эта удивительная встреча с Володей, вернулась бы она к своему мужу и жила бы с ним еще неизвестно сколько, мучаясь и сомневаясь. С кем? С резиновым, в сущности, человеком. Пришедшее на ум сравнение так поразило Лидочку, что она не удержалась и высказала его вслух.

— Выходит, он как будто резиновый, — сказала она.

— Удачное определение, — улыбнулся Гончаров. — Можно, пожалуй, и термин такой ввести — «резиновая плоть», то есть плоть неодухотворенная. Глядишь, пригодится в роботехнике будущего.

Тут он извинительно прижал к груди руку и попросил у Лидочки разрешения «в связи с этим» задать ей несколько вопросов деликатного свойства. Лидочка почувствовала, как у нее вспыхнули щеки, но она усилием воли подавила в себе чувство стыда. Конечно, он ученый, ему все нужно знать, и от таких вопросов не уйти. Она только искоса глянула на Володю, но тот, молодец, сам уже все понял и сказал, что Лидочка может быть совершенно откровенной с Дмитрием Александровичем — врачей и священников не стесняются. А сам он сходит пока вниз за почтой.

И Лидочка отвечала на вопросы Гончарова и благодаря особому, исходившему от него духу трезвого спокойствия не только не стеснялась его, но даже испытывала облегчение, потому что это были как раз те вопросы, которые больше всего мучили ее последнее время. Лидочка так разоткровенничалась, что даже привела оборот из лексикона своего мужа, содержавший тот смысл, что он «добросовестно исполняет свои супружеские обязанности, и в этом отношении к нему не может быть претензий». Еще она призналась, что последние два месяца они живут по разным комнатам, потому что ей неизвестно почему стало противно… Сейчас-то она знает почему.

Среди вопросов был один, самый важный, составлявший предмет самых больших переживаний для Лидочки, — вопрос о ребенке. Оказалось, что и Гончарова он интересовал больше всего. Раньше он только предполагал, а теперь благодаря Лидочке знает точно, что гомункулусы бесплодны. И это прекрасно. Это значит, что природа или силы, которые за ней стоят, сумели защитить свое легкомысленное творение — человека — от возможности подобных экспериментов в будущем. Живое только от живого — никаких суррогатов!

В этот момент появился Володя с кипой газет в руках.

— Извините, не рано? Все выяснили?

Он уселся на диван рядом с Лидочкой и развернул одну из газет.

— Послушайте-ка, что я тут нашел! С ума сойти можно! — Он стал читать репортаж с выставки роботов, на которой Лидочка и Володя были в день знакомства. Земляк Лидочки профессор Иконников, автор того самого Чарси, развивал идею, что их чувствующий робот — это «зародыш далекого будущего», когда высокоразвитые искусственные существа станут вторым человечеством, и как это человечество, избавленное от недостатков природного, придет ему на смену и понесет куда-то там дальше во Вселенную эстафету разума. Володя стал возмущаться идеей профессора, называя ее злой утопией, но Гончаров поправил его, сказав, что определение «кибернетическая утопия» будет справедливее, потому что профессор не имеет никакого злого умысла. Просто он попал под влияние популярных среди кибернетиков идей о том, что живое это всего лишь очень сложная машина. А раз машина, то ее можно искусственно воспроизвести и даже усовершенствовать.

— Вот сидит человек, — он кивнул на Лидочку, — который на практике опроверг эту утопию. Гомункулусы не оставляют потомства, а общество небиологических роботов к самом деле не что иное, как машина. Оставшись без человека, она рано или поздно остановится.

Все трое посмеялись над профессором, который, сам того не ведая, оказался в комической ситуации. В его собственном городе уже несколько лет живет и работает представитель того самого будущего, о котором он грезит, и этот представитель, в сущности, тяжкий калека…

Потом Гончаров ушел, и Лидочка с Володей остались одни.

— У меня такое ощущение, словно я стала старше лет на пять, — сказала Лидочка.

— A y меня, будто я помолодел на столько же, — улыбнулся ей Володя. Будем считать, что мы теперь ровесники.

Глава 6