Тайна «Libri di Luca»

22
18
20
22
24
26
28
30

— Что произошло, когда вы виделись в последний раз? — осторожно спросила она.

— Он от меня отказался, — сказал Йон. — Мне тогда только исполнилось восемнадцать, и наверняка, как все юноши в этом возрасте, я был жутко неуживчивым, но с другой стороны, мы не настолько часто общались, чтобы он мог это заметить. — Он немного помолчал и снова заговорил: — Сначала я пытался звонить ему в магазин. Я так и не мог понять, почему он хотел, чтобы мы жили врозь. И вот, когда я счел, что стал достаточно взрослым и имею право потребовать от него объяснения, я с замиранием сердца набрал его номер. Сперва на другом конце линии долго молчали — я даже подумал, что связь прервалась. Затем он сказал мне, что я, наверное, ошибся и что у него нет никакого сына, после чего повесил трубку.

По на заднем сиденье громко хрюкнул во сне, однако вскоре храп его опять стал размеренным.

— Я несколько месяцев собирался с духом, прежде чем отважиться на этот телефонный разговор, — продолжал Йон. — Поэтому, услышав в трубке гудки, я сорвался. Сев в первый же автобус, я примчался на Нёрребро и распахнул дверь магазина. Там в тот день был Иверсен. Он стоял за прилавком и обслуживал одного из посетителей, однако, увидев меня, широко улыбнулся и поздоровался самым сердечным образом. Это меня немного успокоило. Когда посетитель ушел, Иверсен дружески хлопнул меня по плечу и сказал, что сейчас сходит за отцом. После этого он скрылся в подвале. Прошло немало времени, прежде чем оттуда появился Лука. Он медленно подошел, глядя на меня одновременно испытующе и ласково, и в какое-то мгновение мне даже показалось, что все наконец-то встало на свои места. Однако внезапно выражение его лица изменилось, и он резко спросил, зачем я явился. Потом он сказал, что мне нечего делать в магазине, и велел никогда больше туда не приходить.

Катерина беспокойно заерзала. Такой портрет человека, которого она в течение многих лет воспринимала как своего второго отца, разительно отличался от ее собственных воспоминаний о нем. Как будто речь шла о двух разных людях.

— Совершенно не могу этого понять, — проговорила она, качая головой.

— Я тоже не мог. Поэтому уперся и решил все прояснить. Ведь раз Марианна была мне матерью, то он не мог отрицать, что он — мой отец. Я конечно же наговорил кучу глупостей и обрушил на него град обвинений, но он держался спокойно и дал мне выговориться, прежде чем выложил свой козырь.

Они подъехали к магазину. Йон припарковал машину у тротуара, заглушил мотор, но так и остался сидеть за рулем, глядя на лавку отца.

— Что же он сделал? — спросила Катерина.

Йон поморщился:

— Он сказал, что не может меня видеть. Я, дескать, слишком сильно напоминаю ему мать. Всякий раз, как он видит меня, он вспоминает ее гибель и то, что он не сумел этому воспрепятствовать.

Катерина слышала о самоубийстве Марианны от Иверсена, однако сам Лука никогда при ней ни словом об этом не обмолвился.

— Да-а-а, — задумчиво произнесла она. — И что же ты сказал?

— Тогда, в восемнадцать лет, ничего, — ответил Йон и тяжело вздохнул. — Я хлопнул дверью и ушел из магазина — и из его жизни тоже.

Некоторое время они сидели молча, слушая храп По. Внезапно храп как по команде прекратился; громко хрюкнув, По проснулся и, зевая, выпрямился.

— Уже приехали? — спросил он и потянулся, насколько это было возможно, сидя сзади.

— Да, вернулись обратно, — подтвердил Йон.

По нагнулся вперед, втиснувшись между передних сидений, и внимательно посмотрел сначала на него, потом на Катерину:

— Ну что, выходить не думаешь?

Катерина открыла дверь и вышла из машины, По сделал то же самое.