Останкино 2067

22
18
20
22
24
26
28
30

– Он ее изуродовал, слышите? А еще вчера носил на руках. Вы ведь были знакомы и с Дмитрием, ее мужем, вы прекрасно знаете, что он тряпка, слабак, мухи не обидит. Только поэтому Марина подписала с ним контракт на традишен. Я потратил на вас вчера целый вечер и нашел людей, которые помнят, как вы дружили с Мариной Симак. Как вы дружили и были близки…

– Заткнитесь, вас это не касается, – роняет музыкант. Что-то в его голосе изменилось, словно порвалась натянутая струна. Где же девушка, где все остальные перформеры, гадает дознаватель. Чемоданчик из светлой кожи трется о его ноги.

– Вам знакома фирма «Салоники»?

– Ммм… первый раз слышу. Это что-то греческое?

Полонский обходит бассейн, стараясь не вязнуть в раскаленном песке. Цветастое сомбреро уплывает от него в противоположный угол, под своды миниатюрного каменного грота.

– Вы не могли не знать Юханова. Вы писали музыкальные треки для «Жажды-2», когда Рон покупал шоу для своего канала.

– Это было давно. Для кого я только не делал музыку! Вы хотите, чтобы я помнил каждый мелкий контракт?

– Контракт с Юхановым не назовешь мелким.

– Эх, приятель… Поляков, или как вас там? Я давно уяснил, мне два раза повторять не надо. У вас на съемках кого-то грохнули, паршивое дело, согласен. Но это не значит, что с моей помощью можно собрать алиби.

Ласкавый выбирается из воды, на три секунды, задрав руки, застывает в сушильной кабине и направляется к выходу из купола. Януш, сколько ни старается, не может взглянуть рок-звезде в лицо. В какой-то момент его даже охватывает сомнение, тот ли человек перед ним.

– Господин Ласкавый, я надеялся на вашу помощь.

– Сожалею… – сухой смешок. – Но на меня никто не покушался, никто не бил по голове и не топил в душе. Я просто получаю кайф, чего и вам желаю.

– Председатель совета послал меня, чтобы…

Хозяин бунгало, не оборачиваясь, исчезает за плетеной дверью. Полонский, чертыхаясь, загребая штиблетами раскаленный песок, бредет за ним. Дознавателя предупреждали об эксцентричности музыканта, но в данном случае дело не в характере.

Здесь что-то иное, гораздо хуже.

Полонский не думает о том, как он будет отчитываться перед Гириным. Толкая дверь бунгало, он словно впитывает ноздрями запах страха. Этот загорелый сильный мужик, миллионер и кумир подростков, ведет себя как заплутавший в лесу ребенок.

– Господин Ласкавый, я пролетел несколько тысяч километров. Мы опасаемся, что могут погибнуть и другие люди.

Это недозволенный прием, произносить такие слова никто не уполномочивал.

– Я ценю вашего Гирина, – доносится баритон откуда-то из глубины, из скопищ африканских масок и статуй черного дерева. – Он классный мужик, мы когда-то вместе делали один фестиваль…

Полонский пробирается мимо стеллажей с ракушками и чучелами птиц, между подсвеченных аквариумов с акулами.