Жаркое лето – 2010

22
18
20
22
24
26
28
30

– Извините, друзья, но нам надо срочно посекретничать с господином Петровым. Глеб Сергеевич, отойдём в сторонку!

– Это не займёт много времени, – заверила Аля. – Вы, надеюсь, не успеете проголодаться и заскучать.

– А скучать никто и не собирается, – оживился Белкин. – Я благоразумно и предусмотрительно прихватил с собой пару бутылочек шампанского, а в объёмной корзинке милой Матрёны имеются и домашние медовые тянучки, и свежайшая сдоба. Идите, юноши и девушки, секретничайте! Идите…

Глеб, непроницаемо щурясь вдаль, сознался:

– Я тоже ощущаю нечто, чего не описать словами. Словно бы кто-то невидимый старательно и навязчиво подсказывает, мол: – «Срочно бросай все дела и, сломя голову, беги к пещере. Или же, ещё лучше, скачи на лошади. Причём, так скачи, чтобы искры – во все стороны – летели из-под конских копыт…».

– Тогда – поехали? В смысле, поскакали? – облегчённо выдохнула Аля. – Что ещё, собственно, обсуждать? Надо поторапливаться…. Да, что такое с тобой, Петров? Глаза трусливо отводишь в сторону, гримасничаешь – насквозь непонятно…. Не можешь никак решить, мол, звать трепетную красотку Натали Ларину с собой в Будущее, или же не звать? Зови, понятное дело! А если она откажется, то советую не расстраиваться сверх разумной меры и волосы на голове – от бесконечного отчаяния – не рвать…

– Дело совсем не в этом, – голос Глеба был на удивление невозмутимым, сухим и равнодушным. – Я уже давно принял окончательное решение и…остаюсь.

– Как это – остаёшься? – изумился Гарик. – Где – остаёшься?

– Здесь, в 1812-ом году.

– Из-за этой хозяйственной и приземлённой блондинки, разбирающейся в яровом овсе, английских овцах и в откармливании домашних гусей дубовыми желудями?

– Не надо, пожалуйста, так непочтительно говорить о моей Натали. Она добрая, умная, нежная, ранимая и всё понимающая…. Я остаюсь не из-за неё. Вернее, не только из-за Натальи Петровны Лариной. Видите ли…. В скучном и мутном двадцать первом веке меня ничего, в принципе, не держит. Отец ушёл из семьи, когда мне только-только исполнилось шесть лет. С тех пор я его больше никогда не видел…. Мать? Сейчас у неё молодой муж и пятилетние дочери-близняшки. Зачем я ей нужен? Только мешаю и смущаю, напоминая своим существованием о почтенном возрасте…. Да и видимся мы крайне редко, не чаще одного-двух раз за год. Я – в Питере, она – в Поволжье. Так что, сами, наверно, понимаете.… А тут, в девятнадцатом столетии, у меня есть Петровка, Платон, Матрёна, Наташка, Денис Давыдов. С Денисом мы, кстати, уже договорились о всяком. Он обещал полноценно привлечь меня к партизанскому движению, доверить – со временем, понятное дело – руководство отдельным летучим отрядом. Так что, вставим хвалёному и расписному Наполеону Бонапарту – по первое число, только держись…. Потом я женюсь на Натали и заживу в Петровке рачительным и справедливым помещиком. Детишки пойдут – дружной чередой…. Что в этом зазорного?

– Ничего зазорного в образе «рачительного, справедливого и многодетного помещика», конечно же, нет, – покладисто согласился Гарик. – Доля, как доля. Не хуже прочих…. Правда, амазонка?

– Чистая правда, – подтвердила – серьёзным и строгим голосом – Аля. – Лучше и честнее, на мой взгляд, быть помещиком в России девятнадцатого века, чем депутатом Государственной Думы в веке двадцать первом…. Так, к заветному подземелью мы отправимся на карете Матрёны. Бросим повозку, не доезжая до пещеры метров двести пятьдесят. Завтра утром, Глебчик, обязательно пошли кого-нибудь из дворовых, пусть пригонят в поместье. А, может, лошадки – животные, безусловно, умные и сообразительные – сами поймут, что к чему, и дошагают до дома без посторонней помощи.

– А что мне сказать остальным? Как прикажете объяснить ваш внезапный и скорый отъезд?

– Скажи, что нам срочно потребовалось посетить громовскую почтовую станцию, – предложил Гарик.

– Зачем?

– Естественно, чтобы оправить письмо. Мол, я обещал своему отцу – незамедлительно, то есть, без малейших промедлений – известить о состоявшейся свадьбе. Совершенно правдоподобная и жизненная версия, так как сибиряки – с точки зрения жителей европейской части России – всегда отличались странными поступками и залихватской эксцентричностью…

– А, что дальше?

– Действуй, в смысле, нагло ври, в том же ключе. Садитесь за праздничный стол и начинайте беззаботно праздновать-гулять. Небось, всё уже приготовлено и накрыто. Не пропадать же добру? С утра же ты, якобы охваченный сильнейшим беспокойством, поедешь в Громово. А по возвращению объявишь, что, мол, мы уехали в родимый Томск, оставив прощальное пространное письмо. Мол, дико извиняемся, но неожиданно настигла-посетила приставучая ностальгия, поэтому всем – горячий привет и наилучшие пожелания…

– А откуда возьмётся это самое письмо? – продолжал тупить Глеб. – Может, попросить у батюшки Кирилла бумагу, перо и чернила?