Дракон Фануил

22
18
20
22
24
26
28
30

Упоминать о Виеску Лайам не стал. То, что он обнаружил, — по крайней мере ему казалось, что обнаружил, — в слова не укладывалось. Да, вроде бы аптекарь хотел ему что-то там рассказать, но это было лишь смутное, секундное ощущение. Ничего такого, о чем бы стоило сообщать Кессиасу, по крайней мере сейчас.

Кессиас пожал плечами:

— В принципе, я бы мог с вами и согласиться. Но там, где есть точное знание, домыслам места нет. Мы знаем, что у актера был очень веский мотив и что орудие убийства вышло из театральной среды. Все ниточки ведут к нему. И потому он от меня не уйдет.

На миг эдил устремил взор в кружку, потом поднял голову и произнес уже совсем другим тоном:

— Впрочем, тут есть еще одна новость, которая может вас заинтересовать. Аптекарь передавал вам привет.

— Виеску? Он говорил обо мне?

— Да, — кивнул Кессиас. — После процессии, уже на ступенях храма. Он, должно быть, заметил — еще на площади, — как я отправил к вам человека, и спросил, не знаком ли я с иерархом. Я сперва не сообразил, что к чему, потом все быстренько понял и сказал, что да, безусловно, знаком. Виеску стал мямлить, что ему необходимо рассказать вам о чем-то, о чем вы расспрашивали его во время вашей последней беседы. У него каша — во рту и в мозгах, его трудно понять нормальному человеку.

— И все-таки, о чем же он говорил?

— По правде говоря, он так бормотал, юлил и запинался, что мне хотелось послать его — надолго и далеко. Он говорил, что его подвигла открыться светлая аура Урис и молитвы других верующих и что он просит вас не винить его за то, что он что-то таил. Наконец он признался, что та самая девушка приходила к нему еще раз, в другой день, и снова выпрашивала у него ту отраву. Ренфорд, это наша красавица или нет?

— Наша, но мы уже знаем, что ее содержал не Тарквин, — отозвался Лайам, досадливо мотнув головой.

— Напомните-ка мне, что там была за трава?

— Сантракт, но это неважно. Тарквин умер, а не выкинул плод.

— И то правда, — согласился Кессиас. — Хотя за всем этим все-таки что-то кроется. Эта ведьма, как видно, запугала нашего Виеску вконец. Даже упомянув о ней, он затрясся как лист, побелел и стал озираться по сторонам.

— Ну так и что же? — Лайаму стоило большого труда сдержать свое раздражение. В нем словно что-то вдруг лопнуло. Как мыльный пузырь. И то, что таил от него Виеску, лопнуло, как мыльный пузырь. И вся его беседа с Марциусом — такой же пузырь, и вся эта кровь девственницы пошла пузырями. Зряшная возня, суета, даром загубленное время. Все это уже просто бесило Лайама. Проблемы греховности и благочестия к смерти Тарквина не пристегнешь, как и проблемы купли-продажи! Кто убийца — вот в чем вопрос! А убийца — Лонс, сказал себе Лайам и внезапно почувствовал, что ему становится легче. Убийца — Лонс! И все, и вопрос закрыт! Он вновь помотал головой и посмотрел на эдила.

— Что с того, что какой-то исполненный благочестия греховодник боится какой-то бабы? Это все мелочи, это уводит в сторону. А нам нужно лишь точное знание — разве не так? И это знание у нас есть! Есть или нет, отвечайте?

Лайам еще раз встряхнул головой и подумал, что не стоит так горячиться. Но симпатяга-эдил вроде бы не заметил ничего неладного в его тоне.

— И то верно. Вы правду говорите. Действительно, главное знание. И мы знаем, что нам нужен актер. Возможно, мы завтра его и сцапаем.

Эдил взвесил в руке свою кружку, убедился, что та почти пуста, и отправился к очагу, чтобы наполнить ее снова, а заодно прихватил и кружку Лайама. Склонившись над котлом, Кессиас пробормотал.

— Впрочем, я сильно удивлюсь, если он не попытается дать деру. Я бы на его месте пустился в бега сразу же после того, как мы взяли его в оборот.

Лайам бесцеремонно забрал у него заново наполненную кружку.