Колдун и Сыскарь

22
18
20
22
24
26
28
30

Сыскарь поначалу оглядывался по сторонам, пытаясь хоть как-то соотнести увиденное с привычными ему московскими ландшафтами двадцать первого века (совсем у него это не получалось, слишком сильно всё изменилось за триста лет), затем несмотря на то, что шли они крупной рысью, на него накатила сонливость. Он клевал носом в седле, снова вскидывал голову и вяло думал о том, что много бы отдал за горячий душ и несколько часов в собственной постели с чистыми простынями. Петровский восемнадцатый век чертовски интересен, но уж больно отстал в плане гигиены, санитарии, водоснабжения и канализации. Хорошо нынче май месяц и холодной водой помыться можно, а попади Андрей сюда зимой? Нет, господа мои, жить нужно в двадцать первом веке. Оно комфортнее. Дом… Удастся ли вернуться? Пока надежда оставалась. И даже более чем надежда. Карта сама шла в руки и требовалось лишь правильно ей распорядиться. Ибо как ещё, ежели не удачей, можно было назвать появление в нужный момент Сергея Воронова с отрядом донских казаков? По словам капитан-поручика Преображенского полка, был он послан в Люблино самим государем-императором Петром Алексеевичем с приказом имать и вязать тех, кто поднял руку на воспитанницу князя Василия Лукича Дарью и управляющего имением Харитона. Прочих же, кто оказался рядом, доставить пред грозные очи государя и генерал-фельдцейхмейстера Якова Вилимовича Брюса. В Сухареву башню.

Тон капитан-поручика не оставлял сомнений в том, что он выполнит приказ, даже если для этого ему придётся спуститься в самый ад. Вот такие люди и составляли во все времена славу России. Те, для которых честь, долг и Родина были выше собственного благополучия, чинов и званий. Обычно они не доживали до старости. Но успевали родить и воспитать сыновей, которые обладали теми же качествами. Или дочерей. И пока они есть, Россия жива. А как только их не станет, тогда же и не станет страны под названием Россия.

Сыскарь не смог бы сказать ни себе, ни другим, с чего это его вдруг пробило на столь патетические мысли и чувства, но заверил капитан-поручика, что противиться приказу государя-императора у них с Симаем нет ни малейшего намерения. К тому же, как господин Воронов может видеть, они уже сделали многое, если не всё, для освобождения Дарьи и Харитона из рук злоумышленников, а посему являются верными союзниками капитан-поручика и преданнейшими подданными государя-императора Петра Алексеевича, чьё желание для них — закон, подлежащий немедленному и неукоснительному исполнению.

Капитан-поручик оказался вполне удовлетворён подобной любезностью, а также готовностью к сотрудничеству, и ехали они хоть и под острым казачьим приглядом, но как свободные люди. При этом, что особенно порадовало Сыскаря, покинули жуткое место быстро. Он даже в ужас как следует прийти не успел от того, что натворили они с безотказным «Грачом». Убить семнадцать человек за какие-то несколько минут — это вам, знаете ли, не в муравейник написать. Особенно поражало, что именно убил. Ни одного раненого, все наповал. Как-то раньше не замечал за собой подобной сверхметкости, а тут — на тебе, пожалуйста. Опять карта удачно легла? Или за такую удачу ещё придётся заплатить немереную и неведомую пока цену? К чёрту. Он всего лишь защищал себя, напарника и тех, кого подрядился защитить. Работа такая, уж извините, ничего личного. А посему вместе с Симаем и похоронной командой (Воронов оставлял несколько человек из своего отряда похоронить убитых) принял внутрь полстакана найденной в погребе самогонки, уже привычно вскочил в седло и постарался хотя бы на время задвинуть кровоточащие воспоминания о почти уже прошедшей ночи на задворки души.

«Привет тебе, будущее Садовое кольцо! — думал Сыскарь, когда они, преодолев по мосту ров, въехали за земляной вал и деревянные, заметно обветшалые, стены, — рассказать о том, как изменится Москва через триста лет тому же Петру Алексеевичу, не поверит. Ещё, чего доброго, велит казнить. Или сослать в какой-нибудь дальний монастырь, как опасного сумасшедшего. Одна надежда на Брюса и на совет мёртвой цыганки Лилы. Да на мобильный телефон, зажигалку, часы, нож, фонарик, пистолет и одежду в качестве доказательства, что он не врёт. Что там ещё у него есть? Бумажник с современными ему российскими дензнаками и удостоверение частного сыщика с цветной фотографией. Весомо, если правильно распорядиться. Не стоит также сбрасывать со счетов удачу и вечное спасительное русское авось, которые — тьфу-тьфу-тьфу — вроде бы пока на их стороне.»

Приближение судьбоносной встречи и окружающие небывалые виды вкупе с попадающимися навстречу москвичами образца первой четверти восемнадцатого века качнули в кровь адреналинчика, усталость и сон попятились, а за крепостными стенами Белого города, в который они, срезая путь, въехали через Яузские ворота, и вовсе пропали, как не было. К тому же здесь капитан-поручик Воронов перевёл отряд в галоп, и стало уже совсем не до сна.

В первую минуту Сыскарь не мог понять, зачем они летят сквозь центр Москвы с диким криком: «Поберегись! В сторону! Слово и дело государево!», рискуя зашибить кого-нибудь насмерть, а потом сообразил. Десять минут, которые таким образом выигрывал капитан-поручик и впрямь ничего не решали, он и так уже, считай, выполнил приказ. Но вот подлететь к Сухаревой башне на взмыленных конях, показывая всему свету и самому Петру Алексеевичу, с каким рвением и скоростью оный приказ выполняется — это было по-нашему, по-русски и по-московски. Будь ты хоть трижды человек дела и чести, а понты выдержать и пыль в глаза начальству пустить никогда не помешает.

За то недолгое время, что Сыскарь пробыл здесь, в России одна тысяча семьсот двадцать второго года, он успел привыкнуть, что со своими ста девяносто тремя сантиметрами возвышается над всеми. И значительно. Но люди, которые встретили их в обширной светлой зале Сухаревой башни, ростом были никак не ниже Андрея. Скорее даже выше.

Уж сам государь Пётр Алексеевич (Сыскарь сразу узнал его по портретам и чёрным, выразительным, чуть навыкате, глазам) точно был выше. С дымящейся трубкой в зубах он стоял у стола, опершись руками о столешницу, и рассматривал какую-то карту. При виде вошедших, поднял голову и звучно произнёс:

— Ага! Молодец, капитан-поручик. Быть тебе майором. Все здесь?

— Так точно, государь, все. Воспитанница Дарья, управляющий Харитон и два свидетеля — Андрей и Симай.

— А воры?

— В подвале. Под крепкой стражей. Как и приказывали. Разрешите сразу сказать, что большую часть дела совершили эти люди. — Он кивнул на Андрея и Симая. — Они сумели освободиться от пут и напали на злочинцев, чем спасли жизни Дарьи и Харитона. Я же со своим отрядом лишь довершил начатое.

— Когда надо исполнителен и смел, когда надо — скромен. Это хорошо, — с удовлетворением заметил Пётр, в два шага обогнул стол, подошёл чуть не вплотную к Андрею и отрывисто осведомился:

— Кто таков?

Спустя два часа, когда московское утро уже разгорелось вовсю и солнце било в окна майскими яркими лучами, в которых, искрясь, танцевали пылинки, они всё ещё сидели за столом.

Происходящее давно казалось Сыскарю сном, но просыпаться он пока не собирался, даже если бы смог. Потому что общаться накоротке с самим Петром Первым, светлейшим князем Александром Даниловичем Меншиковым и генералом-фельдцейхмейстером, хозяином таинственной Сухаревой башни Яковом Вилимовичем Брюсом было столь невероятно интересно, что он, простой частный сыщик, обычный московский парень двадцать первого века, Андрей Владимирович Сыскарёв, понимал: цена, уже уплаченная им за данную возможность, хоть и едва подъёмна, но адекватна. Не то чтобы он был готов при случае заплатить ещё раз, нет. Всего лишь знал — другого случая не будет. Хотя… Кто может дать гарантию?

Как бы то ни было, они с Симаем сидели за одним столом с гигантами. И не только в смысле физического роста (длинный Сыскарь едва-едва мог сравняться с Меншиковым, который был ниже Петра и Брюса, а знаменитый русский шотландец почти догонял в росте царя). Это были гиганты духа, что сразу же чувствовалось в их словах и всякой повадке. Да, дух, которым обладали эти люди, не был идеальным. Совсем не был. В нем чувствовалась жестокость, ежеминутная готовность к насилию и убийству, всесокрушающий эгоизм, жажда власти, денег и наслаждений.

Но при этом было также совершенно понятно, что эти люди способны подчинить своему духу, своей воле миллионы людей и направить их силы и сами жизни на достижение тех целей, которые они, гиганты, считали необходимым достигнуть. Великих целей.

Сыскарь смотрел, слушал, отвечал на вопросы и всё пытался сравнить этих людей с теми, кто правил Россией в его время. Сравнение было совсем не в пользу последних. Мелковатыми выходили российские власть имущие двадцать первого века. По всем статьям мелковатыми. Включая цели, которые они ставят перед собой. Вернее, пытаются ставить.