Колдун и Сыскарь

22
18
20
22
24
26
28
30

— Знаю, что не устраивает, — продолжил Бафомет с вдохновением. — Мало того. Будь твоя воля, греческие попы уже лежали бы на дне рек с камнями на шеях. Каждому попу — по хорошему тяжёлому русскому камню. А что? Это справедливо. Они сжигают и топят изображения ваших богов, княжьи гридни по их приказу преследуют, гонят, убивают волхвов и ведунов по всей Руси. Пусть на своей шкуре почувствуют, каково это. Да? Ты ведь думаешь об этом постоянно. И даже мечтаешь. Так вот, с моей помощью твоя мечта осуществится. Месть. И месть безнаказанная. Что может быть слаще! Хотя постой… — Он сделал вид, что серьёзно задумался. — Может, я не прав и ты вовсе не хочешь отомстить? Я тут рисую тебе славное будущее, а ты давно уже решил отречься от веры предков, креститься и снова посвататься к Зоряне, то бишь, извини, Ольге? Скажи тогда, не стесняйся. Я пойму и найду другого. Помнишь, я говорил, что не ты один был у меня на примете? Только знай. Греческие попы не остановятся. Не будет вам, ведунам и волхвам, носителям истинных знаний и веры, покоя и сна. Да и самой жизни не будет. Выжгут вас калёным железом. Ты можешь сдаться, принять Христа и тогда останешься жив. И даже, возможно, женишься на Ольге-Зоряне. И предашь память своих предков. Будешь проклят их духами и богами, которым служил. Вот им проклят! — Бафомет возвысил голос и указал рукой за спину, на капище Велеса. — А можешь взять у меня силу и вступить в бой. Справедливый, беспощадный. Да, он будет бесконечно долгим, трудным и кровавым. И неизвестно, за кем останется победа. Но в любом случае ты сбережёшь веру и знания, передашь этот огонь тем, кто будет готов его принять — такие найдутся, поверь. А главное — в тот день, когда ты покинешь этот мир, твоя совесть будет чиста. Потому что ты боролся до конца и не ослушался голоса своего сердца…

Это был долгий разговор. Солнце уже освещало закатными лучами вершины древесных крон, готовясь вскоре уйти за горизонт на ночлег, когда Бафомет и Самовит заключили Сделку. Договор. Соглашение.

Непостижимым образом, возникнув из ниоткуда, в руках Бафомета оказался пергамент, на котором чёрным по желтоватому были кратко и ёмко изложены все его пункты. Включая последний, гласящий, что после смерти душа Самовита сама, без всякого принуждения, выбирает способ и место своего дальнейшего существования. Очень обнадёживающий и правильный, по мнению Самовита, пункт. Тогда он думал именно так. Хотя какая-то малая, слабая и дальняя часть его существа понимала и подозревала, что Бафомет его искушает и в чём-то лукавит. Но уж больно велико было искушение и очень — очень! — выгодны условия. Да и что есть жизнь человеческая? Сплошь искушения. Любовью. Дружбой. Верой. Делом. Выбором, наконец. Он — выбрал.

— Прочёл? — спросил искуситель.

— Да.

— Ещё пожелания, дополнения, вопросы?

— Нет, всё ясно.

— Тогда подписываем.

Бафомет глянул вверх, и к его ногам свалилась крупная сойка. Без признаков жизни. Разом удлинившаяся рука выдернула из хвоста птицы сизое перо. Тремя движениями острейшего ножа Бафомет заточил перо, затем полоснул ножом по ладони. Потекла, закапала на траву тёмная кровь. Он окунул перо в кровь и расписался внизу пергамента. Дунул на ладонь, и кровь вместе с порезом исчезла. Даже шрама не осталось.

— Теперь ты, — сказал, протягивая нож и перо. — Рану я тебе затяну.

— Это я и сам могу, — буркнул Самовит и сделал на ладони надрез. Глубже, чем хотел. То ли не рассчитал остроту ножа, то ли силу. Бывает. Выплеснулась алая кровь.

— Гордый, — сказал Бафомет. — Это хорошо.

Самовит поставил свое имя ниже подписи Бафомета, отдал ему пергамент и остановил кровь.

Шрам, правда, остался. Если присмотреться, его можно заметить и сейчас — тонкая бледная полоска на левой ладони. Как напоминание о том дне, когда он ступил на путь, с которого нет возврата.

К кладбищу Григорий подошёл, как и рассчитывал, уже в ночной темноте. Остановился, вгляделся через решётку забора.

Ага, и церковь имеется. Ну, ясно, куда ж нам без церкви… Интересно, отпевали покойника или нет? Если отпевали, будет сложнее. Ладно, неважно. Теперь уже неважно, решение принято, а отступать он давно разучился.

Григорий толкнул сначала ворота, а затем калитку.

Заперто. Всё правильно, так и должно быть.

Ещё раз толкнул калитку так, что громко лязгнул металл. Вытащил из заранее припасённой пачки сигарету, сунул в рот.

Появился охранник, подсвечивая себе дорогу фонариком.