Колдун и Сыскарь

— Есть. Только ты небось сначала курил, а уж потом костёр запалил, не так разве?

Сыскарь был вынужден признать, что так оно и есть.

— И я на тебя по табачному дыму вышел, — сказал Симай. — Мне в другую сторону надо было, а тут учуял и думаю, дай гляну, кто это ночью на ведьминой поляне табак курить вздумал.

— Так это называется ведьмина поляна?

— Она самая.

Сыскарь молча, в несколько затяжек, дососал сигарету, бросил окурок в огонь.

— Слушай, — сказал. — Давай начистоту. Ты можешь мне сказать, где я и что вообще происходит? И кто ты сам?

— Начнём со второго вопроса. Я — кэрдо мулеса. Знаешь, что это такое?

— Нет.

— Сделанный мертвецом, по-вашему.

— По-нашему?

— Ну да, по-вашему, по-русски.

— Так ты не русский, что ли?

— Цыган я, — сказал Симай. — Разве по мне не видно?

Сыскарь посмотрел. И впрямь, смуглое горбоносое лицо Симая с выразительными чёрными глазами трудновато было отнести к характерному русскому типу. Однако Сыскарь в глубине души был стихийным интернационалистом. Говорит человек по-русски чисто — значит, русский. И, в общем-то, плевать, кто у него мама и папа. Если это не касается дела. К тому же, живя в Москве, этом котле наций и народностей, он давно перестал серьёзно думать о подобных вещах. Чем, кстати говоря, весьма отличался от большинства граждан, гордо именующих себя «москвичами».

— Цыган, — повторил Сыскарь. — Хорошо. А что значит «сделанный мертвецом»? Это такое образное выражение?

— Да, парень, ты точно не местный, — вздохнул Симай. — Сделанный мертвецом — это то и значит. Рождённый от женщины и варколака. Кто такой варколак знаешь?

— Э… — Сыскарь поскрёб щёку. Слово было вроде и знакомое, но память отказывалась мгновенно давать ответ.

— То же самое, что вурдалак или упырь. Ходячий мертвец. Только вурдалаки да упыри кровь у людей сосут, а этот совсем до иного охоч.

— До баб, что ли? — догадался Сыскарь.