Флэшбэк

— Никаких обид. Так значит, Накамура нанял меня для этого? Если так, то, боюсь, я сыграл свою роль. И не выполнил своей задачи. Ведь если Сато и его босс наблюдали за грузовиками, «мерседесами», всеми машинами, что одновременно выезжали из поместья, то они должны знать, что ты вывез меня в другое место. Значит, им пришлось отменить удар жэ-медведями.

— Из поместья тридцать девять минут назад одновременно выехали одиннадцать фургонов, Ник Боттом, — сказал дон. — У Хироси Накамуры достаточно ресурсов, чтобы поразить сотню целей своими кинетическими снарядами. Накинем время, необходимое моим людям, чтобы доставить тебя сюда, а мне — чтобы появиться здесь. Орбитальное оружие должно нанести удар… сейчас.

Ник посмотрел на потолок. Он не мог противиться этому позыву — так же как не мог приказать своим яйцам не трястись от страха. Он видел, на что способны шесть жэ-медведей.

— Ты играешь в шахматы, Ник Боттом? — Дон смотрел на него серьезным взглядом.

— Немного. Пожалуй, меня можно назвать шахматным тупицей.

Нухаев кивнул, хотя Ник и не понял, соглашается ли дон с таким дурацким термином. Затем Нухаев вполголоса сказал:

— В качестве шахматного игрока, пусть и неумелого, как бы ты, Ник Боттом, попытался увеличить вероятность того, что Накамура не ударит по одиннадцати возможным целям?

— Я бы расположил каждую из них рядом с важным общественным местом, многолюдным и, если возможно, историческим, — без промедления сказал Ник. — И разгружал бы фургоны не на виду у всех. Скажем, в соборе Святого Франциска, или в часовне Лорето, или в отеле «Инн оф зе говернорз»… в таких местах. Это, возможно, не остановило бы Накамуру — для него и Сато американские исторические места и погибшие американцы мало что значат, — но, не исключено, заставило бы задуматься.

Дон Кож-Ахмед Нухаев улыбнулся задумчивой улыбкой — не той, что он демонстрировал Нику прежде.

— Ты не так глуп, как кажешься, Ник Боттом.

— И ты тоже, дон Кож-Ахмед Нухаев.

На сей раз Нухаев рассмеялся сразу же, но Ник решил, что испытывать судьбу больше не стоит.

— Нет, я не верю, что Хироси Накамура нанял тебя для того, чтобы обнаружить и убить меня, хотя он сильно желает этого и уверен, что это ему нужно. Нет, Накамура нанял тебя, Ник Боттом, потому что знает: ты, возможно, единственный живой человек, который способен разгадать тайну убийства его сына.

«Это что такое? — подумал Ник. — Неприкрытая лесть?»

Нет, вряд ли. Нухаев был для этого слишком умен и — что важнее — знал, что Ник тоже умен. Что же тогда?

— Ты должен мне сказать, почему я — единственный человек, который может разгадать тайну убийства Кэйго, — сказал Ник. — Ведь я не имею ни малейшего понятия, кто это сделал и почему убийца должен быть известен мне.

— «Кто — еще до сражения — побеждает предварительным расчетом, у того шансов много»,[102] — изрек дон, и на этот раз никаких игр с установлением источника не последовало.

Ник покачал головой. Он хотел сказать Нухаеву, что всегда ненавидел людей, которые говорят загадками (это была одна из причин, почему он не стал христианином), но он подавил в себе это желание. Он устал, и все тело у него болело.

— Хироси Накамура, нанимая тебя, знал, что ты, возможно, сумеешь раскрыть это убийство, которое оказалось не по зубам ни американским агентствам, ни японским, ни его собственным людям, — сказал старый дон. — Почему так, Ник Боттом?

Ник задумался — всего на секунду.