Смерть под псевдонимом

22
18
20
22
24
26
28
30

Золото сверкало повсюду: золотистый ковер, золотистые портьеры, золотистые покрывала и подушки, золотистая обивка на диванах и креслах, лишь кое-где тронутая мазками красного и зеленого. Почти все было украшено бахромой, а где отсутствовала бахрома, там свисали кисточки. Стены были оклеены обоями с кроваво-красными цветами на золотом фоне, деревянная мебель также блистала позолотой.

— Теперь я начинаю понимать, — подал голос Джайлз с другого конца комнаты, — почему Кинсейл-Хаус довольно редко упоминается в журналах по интерьерному дизайну.

Я прикрыл за собой дверь.

— Совершенно отвратительно! Ты не находишь?

— Типичный бордель, — засмеявшись, согласился Джайлз. — Вот подожди, я еще своей мамуле расскажу.

— Не вздумай, — возразил я. — Иначе она тут же вознамерится переделать в том же духе родовое гнездо твоих предков.

— Это ты точно подметил, — вновь засмеялся Джайлз и поманил меня к двери в другую комнату, возле которой он находился. — К счастью, мой закуток отличается спартанской простотой.

Обогнув огромную кровать с балдахином, я приблизился к своему помощнику. Гардеробная была раза в четыре меньше моей спальни и имела весьма скудную обстановку.

— Тесновато, конечно, но зато легче для глаз, — заметил я. — И для желудка.

— Если ночью в твоей ужасной опочивальне тобой овладеют страхи, то всегда добро пожаловать ко мне, — промолвил Джайлз и приобнял меня за талию. — Кровать, конечно, маловата, но вдвоем мы вполне поместимся.

— При выключенном свете всех этих ужасов не видно, — усмехнулся я и отошел. За спиной послышалось недовольное сопение, хотя милому юноше давно пора бы понять, что не все в жизни дается легко. — Терпение, Джайлз, терпение.

— Ты это твердишь постоянно, Саймон, — упрекнул он и все же расплылся в улыбке.

— Давай заканчивай разбирать свои вещи, а я займусь своими, — сказал я и тоже улыбнулся. — Затем спустимся вниз и познакомимся с остальными.

Минут двадцать спустя весь мой багаж был аккуратно развешан и разложен. Как нельзя кстати в этих апартаментах стояли наполненные графины и поднос со стаканами, так что мне не пришлось бежать за питьевой водой. Ибо с приемом очередной пилюли тянуть не стоило.

Поскольку Джайлз продолжал еще возиться со своими пожитками — он такой щепетильный и ничего не может делать кое-как, — я решил немного разобраться с рукописями, которые мне предстояло оценить. Я предполагал заняться чтением и рецензированием еще до приезда в Кинсейл-Хаус, но не нашел для этого ни времени, ни сил. Так что придется покорпеть над текстами ночью, пока остальные будут путешествовать в стране грез. Надеюсь, что к утру мне удастся просмотреть все девять рукописей.

— Знаешь, Саймон, — произнес Джайлз, подходя к кровати, где я сидел, — ты взираешь на эти письмена с энтузиазмом членов лейбористской партии, приветствующих Маргарет Тэтчер на мероприятии по сбору средств.

Я пожал плечами:

— Пару раз я уже занимался подобным делом и прекрасно представляю, чего можно ожидать. Если повезет, то один из текстов окажется вполне добротным, большинство — посредственными и один-два просто никуда не годными. Вся трудность заключается в том, чтобы не нанести тяжелейшего удара по чувствительному авторскому самолюбию, высказывая обоснованную и объективную критику.

— Но в случаях, когда тексты действительно отвратительные, — заметил Джайлз, — жесткую критику можно было бы сравнить с актом эвтаназии.

— Возможно, твои слова утешили бы многих литераторов, — сказал я, поднимаясь. — Но довольно об этом. Пойдем-ка лучше вниз. После знакомства с мисс Патни, Мистером Мерблсом и Декстером Харбо ужасно любопытно посмотреть, с какими еще незаурядными личностями нам предстоит общаться целую неделю.