Фаулер пожил плечами.
— Помнить он никак не мог, можете спросить профессора Снегирева. Он подтвердит мои слова. Но я вспоминаю, что Миронов говорил мне, что почему-то не помнит допросов в гестапо. Я отвечал ему, что он находился в состоянии гипноза, что сделать это меня побудила жалость и желание избавить его от сознания пыток, от боли. И что по этой же причине он подписал обязательство сотрудничать с немцами. Я тут же прибавил, что переброшу его к партизанам в самое ближайшее время и, следовательно, никакого сотрудничества не будет и его совесть может быть чиста.
— И он вам поверил? — спросил Снегирев.
— Думаю, что поверил. Но он несколько раз возвращался к этому разговору.
Профессор наклонился вперед и, пристально глядя в глаза Фаулеру, спросил:
— Скажите, когда в номере гостиницы вы внушали Миронову согласиться на ваше предложение, не вспомнили ли вы случайно о событиях прошлого?
— Вы имеете в виду мнимый расстрел?
— Да!
— Кажется, вспомнил. Да, точно, воспоминание мелькнуло. Но ведь это естественно… — Неожиданно канадец вскочил. Растерянность, даже смятение ясно отразилось на его лице. — Вы думаете?..
— Да, — грустно ответил профессор. — Именно это самое.
— О, боже великий! Значит самоубийство?..
— Сомнений быть не может. Самоубийство — ваша вина! Правда, невольная, этого я не могу отрицать.
— Я никогда не прощу себе!
— Хочу верить.
Снегирев повернулся к полковнику Круглову:
— Вы говорили, что у вас нет больше вопросов. Тогда очень прошу вас — заканчивайте допрос. Или позвольте мне уйти. Я не могу больше видеть этого…
— Но ведь вы сами сказали, что я невольно, — умоляюще воскликнул Фаулер.
— Ничего не меняет. Вы обязаны были понимать, что вы делаете, и следить за своими мыслями. Вы ученый, а не дилетант в науке.
Снегирев повернулся к канадцу спиной.
— Есть у кого-нибудь вопросы? — спросил Круглов.
ebooksa