Три выбора

22
18
20
22
24
26
28
30

– А где Ученый?

И ни у кого не вызывало сомнений то, что ему требуется Иосиф Самуилович.

Или насмешливо-ироничной, но очень конкретной:

– А что, Обидчивый опять курит свою трубку?

И, понятно, откликнуться должен был я.

Но иногда, как это было и сейчас, он загадывал нам загадку. Кого он имел в виду – Лидию Федотовну, трудолюбие которой вошло у нас в поговорку, или Елену Петровну, по отношению которой это звучало бы лёгкой иронией, или даже Елену Никоновну, справедливо соперничавшую с Лидией Федотовной и не менее ее достойную лавров такой оценки за свое отношение к работе?

Почти физически чувствовалось, как он улыбался, сидя за своим огромным письменным столом в кабинете, держа палец на той строчке своей бумажки, где были зафиксированы истинные инициалы сегодняшней «трудолюбивой». И улыбка его была вызвана тем, что мысленно он представлял себе те взгляды, которыми обменивались «попавшие под подозрение» дамы, не зная, как отреагировать на столь двусмысленный комплимент и, в тоже время, боясь упустить момент страстно желанной встречи с ним. Достаточно насладившись этой картиной, он повторил в микрофон:

– Я же позвал – «Трудолюбивая»! Чем там так занята Елена Петровна, что не слышит моего вызова?

Елена Петровна, бросив торжествующий взгляд в сторону Лидии Федотовны (иронию шефу она прощала легко, а вот за то, что опередила в данном случае Лидию Федотовну, была ему по-женски благодарна), смущенно улыбнулась и, уже вставая, сказала в коробочку:

– Ну, Вы, Василь Василич, задачки задаете! Не легче, чем моей бестолочи по арифметике!

В этот момент руки ее судорожно хлопали по поверхности стола в поисках какой-нибудь непрозрачной папки. Она, как всегда, забыла о предписанной на сегодня форме одежды, и на ней была изящная риновая атласная кофточка, расписанная крупными зелеными и неоловыми цветами с резными фиолетовыми листьями, украшенная какими-то то ли рюшечками, то ли фестончиками с массой пуговиц, но… без единого кармана!

Когда какая-то ядовито-лимонная папка все-таки нашлась, Елена Петровна быстро пошла к двери кабинета, но не упустила при этом возможности остановиться на секунду перед зеркалом, подвести губы любимой помадой Signal red, и поправить «не так» лежавший локон, сбившийся при ее лихорадочных поисках «укрытия для конверта».

Не было ее довольно долго. Ясно, что причина задержки – не в сложности пересчитывания розовых бумажек. Не могло их быть столько, чтобы пересчет занял столько времени! Тем более, после ее математической тренировки на экзерсисах сына-бестолочи.

Скорее всего, когда шеф сделал ей выговор за нарушение формы одежды (а в том, что он это сделал, я не сомневаюсь ни секунды), она что-то, от волнения не вполне политкорректное, ответила ему, чем спровоцировала его отеческий монолог на темы нравственности, перешедший в разговор «за жизнь». А Елена Петровна умела и любила поговорить с шефом на подобные темы.

Я уже начал волноваться – мне ведь ещё за билетом в Амгарск бежать, а перед этим деньги командировочные у Елены Никоновны получать (а это отдельная и, порой, не быстрая техническая процедура!), но тут, наконец, дверь кабинета щёлкнула, и Елена Петровна, прижимая к груди апельсиновую папку, со слегка мечтательным выражением на лице, вышла из кабинета. Было понятно, что и она, как и Татьяна Борисовна, в данный момент думает о чем-то весьма приятном, но страшно далеком от химического маркетинга.

А из динамика раздалось:

– Игорь Петрович!

Я вошел в кабинет и направился к шефу, который стоял у своего рабочего стола.

– Игорь Петрович, дверь! – с легкой укоризной сказал Василий Васильевич.

Я понял свою оплошность и мне стало стыдно за свою почти неприличную торопливость. Я остановился, вернулся к двери и мягко закрыл ее «до щелчка». Передача конверта во всех случаях требует полной конфиденциальности и психологической атмосферы приватности. И закрытая на замок дверь – непременное и элементарное условие таких операций.