Аполлоша

22
18
20
22
24
26
28
30

– Слушай внимательно. Сейчас едем с тобой в нашу брокерскую компанию. Снимаю половину. Оформляешь на себя счет в другой конторе. Их в Москве как ларьков с шаурмой, я узнал. Становишься клиентом фирмы «Трейдэкспресс». Подключаешься. Берем еще и в долг у биржи. Аполлоша командует мне, я ставлю сам и командую тебе. Игра в четыре руки, просек.

– На два счета?

– Пока… Двух мало. Надо хотя бы три. Лучше четыре. И обязательно в разных брокерских конторах.

– Ты кого имеешь в виду? – изумился Георгий Арнольдович. Он мгновенно прикинул, что узенький кружок их общих или персональных знакомых вряд ли включает кого-то подходящего.

– Любашу!

– Каво-о! – с диким изумлением протянул Гоша.

– Ладно, решим, обсудим. Иди к себе, собирайся, поехали. Паспорт не забудь.

Глава восемнадцатая. Любаша

Заканчивался сентябрь, а с ним и деньги. Парики стали кормить Любовь Андреевну скудновато. Они и раньше-то не приносили желанного достатка, а нынче конкуренция донимала все сильнее, заказов почти не было.

Любаша вот уже семь лет работала дома на себя, частным образом. Семь лет назад ушла из маленькой мастерской, разругавшись вдрызг с начальницей – лесбиянкой, донимавшей ее то придирками, то ухаживаниями, от которых тошнило.

Любаше было сорок шесть, но она сохранила привлекательность, в частности волнующий силуэт талии. По жизни любила мужиков, и только, а гордость и достоинство культурной дочери питерских интеллигентов– врачей решительно не позволяли идти на такой компромисс ради места и зарплаты.

Она развелась за год до увольнения, муж, сделавшись пьяницей и вертопрахом, сгинул с другой на просторах Средней Азии, куда его занесла длительная служебная командировка, – спасибо хоть написал все как есть и согласие на развод прислал нотариальное. Денег не оставил. За квартиру плати, мама в Питере больная, без помощницы по хозяйству не может, переезжать отказалась наотрез как великий патриот города на Неве, где непременно хочет умереть и лечь рядом с отцом: плати помощнице.

Детей Любаша не имела – не могла. Квалификация преподавателя русского и литературы после филфака ЛГУ пригодилась ровно на семь лет, до замужества и переезда в Москву, совпавшего с началом великих потрясений перестройки и гласности, когда денег ей платить стали совсем мало, а муж зарабатывал хорошо. Со скуки пошла на курсы, научилась делать парики. Пришло мастерство, ушел муж, но, повторим, постижерская профессия кормила так себе.

А хотелось еще и пожить, на концерт сходить, в театр, в кафе с подругами посидеть, тряпку себе купить приглянувшуюся, мужика завести, к морю съездить. Ох как хотелось к морю! С ним была связана и заветная, глупая, совершенно утопическая мечта: купить домик где-нибудь на эгейском побережье, в Греции, уехать туда навсегда, выйдя предварительно замуж за немолодого, небедного, достойного мужчину, который бы любил и оберегал ее.

Георгий Арнольдович познакомился с ней в книжном на Лубянке, где был завсегдатаем, а Любаша, по случаю оказавшись в центре, заскочила разориться на последний роман Дины Рубиной – нравилась ей очень эта писательница. Разговорились о житье-бытье, он отвел ее в кафе, где напоил вином, убедился, что пьет она с удовольствием и очаровательно пьянеет, прочел Блока и кое-что из своих юношеских, услышал в ответ ахматовское «Все мы бражники здесь, блудницы…», а потом у него дома случилось.

Любаша оказалась именно той женщиной, которая нужна была Гоше в его возрасте, при его аденоме, интеллектуальном уровне, застарелой привычке охмурять не влюбляясь, заниматься сексом продолжительно, но не часто и не жениться, не жить вместе ни при каких обстоятельствах.

Уже через пару недель он привел ее к Игнату. А еще через месяц она стала их подругой, собеседницей и партнершей. Они деликатно чередовались, принимая ее раз в неделю – десять дней. К себе – ни-ни! – не приглашала: это было против каких-то ее странных представлений. И не напрашивалась в гости, тем более ничего не просила у них, но мужчины сами вознаграждали за каждую встречу двумя тысячами рублей, чтобы «передала маминой сиделке».

Такой благородный предлог совершенно смирял Любашу с ее совестью и понятиями о порядочности, и никаких угрызений и комплексов она не испытывала, тем более что, кроме этих двух симпатичных и таких разных мужичков в возрасте, никого у нее не было и не искала.

Но что-то они замолчали. Три недели нет звонков. Не в деньгах дело: только что хорошо получила со случайного срочного заказа! Не хватало общения, честно говоря – и секса. Соскучилась.

Она было решилась нарушить заведенный порядок, но Игнат объявился с утра пораньше. Формальнее, чем обычно, поинтересовался делами и здоровьем. И попросил приехать прямо сейчас. Она не удержалась от издевательски-мстительного «приспичило, сэр?», но в ответ услышала – впервые, наверное, за годы знакомства: «Есть дело, срочное».