Аполлоша

22
18
20
22
24
26
28
30

Да, за последние пару дней он переосмыслил роль капитала! Такие деньги – гарантия спокойного счастливого творчества до конца дней своих, залог успешного завершения перевода «Божественной комедии» вне мира бытовых проблем и суетных забот о хлебе насущном. Можно работать здесь, в Москве, и изредка вылетать в Италию, к морю, на родину Данте, на съемную виллу – пить воздух свободы, любоваться античными руинами и творить, творить…

Он думал о том, как вернется к началу и еще раз сам пройдет редакторским глазом уже переведенные терцины. Он думал о мучительно-сладкой работе над последними сотнями строк, о сенсации в литературном мире, когда крупнейшее издательство России выпустит в свет новейший, смелый, революционный перевод классического шедевра, выполненный неким Георгием Колесовым. И когорта критиков, литературоведов, журналистов, образованных читателей устроит побоище на страницах прессы, на телеэкранах, кто уничтожая, а кто, наоборот, превознося до вселенских высот этот внезапный дерзкий вызов, казалось бы, несравненному достижению Лозинского. А если издательство откажет, он сам спокойно оплатит выпуск тиража, настояв на кожаной обложке с золотым тиснением. И, может быть, на родине «певца Беатриче» ему вручат почетную литературную награду страны. Затем, как это часто бывает, позднее, но не запоздалое признание на родине и госпремия из рук президента…

– Валяй, а то меня целых три дня любопытство душит, – не без иронии заметил Гоша, отвлекшись от своих грез и прихлебнув «Хеннесси».

Игнат нехорошо усмехнулся.

– Дальше нам надо сделать шаг к настоящему обогащению. Нам, Гошик, предстоит стать миллиардерами. Только не дергайся, выслушай меня спокойно. Докладываю кратко и по существу. Как мы с Аполлошей предрекали…

– Ах, вы с Аполлошей?! – Колесов аж задохнулся от наглости друга.

– Да, именно. Так вот, в сентябре-октябре грохнется все. К этому никто не готов, всяких паникеров вроде Инородцева никто не слушает. А он – уверен! Там, на берегу моря, он мне это внушил. Только не надо опять твоих идиотских вопросов – как, каким образом? Повторяю – не знаю и знать не хочу. Идет прямо в мозг, и все тут. Проверено на практике железно. Согласен?

Гоша молчал. Его сковало предощущение какой-то беды, катастрофы. Не мировой, а его личной. Тем не менее логика подсказала прагматичный вопрос:

– А зачем сейчас-то сняли? Могли за лето еще миллионов пятнадцать нащелкать.

– Не знаю, ей-богу. Сам удивлен. Не важно… Мы, Гошик, владеем бесценной информаций. Но и она имеет цену. Наша цена – миллиард рублей. Ровно столько он велел получить с того человека, которого мы спасем. И с этим человеком знаком ты.

Гоша, как мог спокойно, поинтересовался:

– А он-то, Аполлоша, откуда знает про меня? Он же только с тобой дело имеет. По Грециям разъезжает, виски хлещет… Меня с ним лично никто не знакомил, мои предки его из земли не выкапывали, контрабандой не ввозили, никаких биологических волн и магических приветов я от него не получал.

– Очень остроумно. Но мы потом посмеемся, ладно. А пока – к делу. Ты как-то говорил мне, что, когда был маленький, твои родители дружили с семьей Утинского, того самого мультимиллионера, про которого газеты пишут. И ты с ним еще встречался у вас и у них в гостях, вы с ним то ли в солдатики играли, то ли в кошки-мышки – помнишь? Ты еще жалел, что, когда подрос, не поддержал отношений. Шутил, что мог бы у него бабок попросить на скромный замок под Парижем. Так вот… Я залез в Интернет. Этот Владимир Утинский хоть не олигарх, но владеет всяким – разным. Но главное его богатство – пакет акций крупного металлургического комбината. Я, Гошик, не спец в экономике, но кое в чем стал неплохо разбираться. Если этот Утинский немедленно не загонит свои акции, к Новому году он может клеить их вместо обоев, вешать на воротах амбарный замок и стреляться. Если он немедленно свой пакет и прочую собственность продаст, то под Новый год скупит их же по дешевке. А через год они снова дико подорожают. Знаешь – почему? Да потому что кризис этот, подсказал мне Аполлоша, через год с лишним, то есть, считай, к концу 2009-го, резко пойдет на убыль, а в 2010– м цены почти вернутся к сегодняшним. Короче, твой Утинский на такой спекуляции заработает десятки миллиардов рублей. И один, всего один отдаст нам.

– На блюдечке с голубой каемочкой, – без выражения закончил Гоша.

– Точно, – обрадовался Игнат, – как в «Золотом теленке».

– Твоя начитанность потрясает, полковник, – Гоша выпил залпом коньяк. – Чего ты от меня хочешь?

– Боевая задача, Гошка: выйти на Утинского и заключить сделку на бумаге и по совести. Мы ему – информацию, он нам – миллиард, если все сбудется.

– Игнатий! Я всю нашу с тобой соседскую жизнь подозревал, что ты кретин. Иногда мне казалось, что полный кретин. Но теперь я знаю твердо: ты клинический, патологический, абсолютный, уникальный, безнадежный идиот. И в такой же степени кретин.

Игнат заулыбался, отчего подросшие за последние годы брыжи мягко улеглись на ключицы, сделав лицо его добрым и очаровательно самодовольным, как у Карлсона.

– Упражняешься, драмадел хренов! А зря! Хочешь сказать, кто ж нам поверит? Не дослушал, обижаешь друга, оскорбляешь достоинство нашего Аполлоши, который тебя миллионером сделал. Нехорошо…