Стезя смерти

22
18
20
22
24
26
28
30

— О чем задумались, майстер Гессе? — вторгся в его мысли голос профессора, и Курт, пожав плечами, невесело улыбнулся:

— Забавно: мы нарушаем закон. Ради законного установления справедливости.

— Вас это так коробит?

— Просто… странно. Особенно при том, что, будь на моем месте светский дознаватель, а на вашем — просто преподаватель медицины, мы рисковали бы уже завтра повествовать какому-нибудь Курту Гессе, почему и как мы дерзнули это сделать. И не факт, что желание раскрыть возможное преступление помогло бы нам отвертеться от костра.

— Подержите-ка вот тут крючочек, господин нарушитель… В том и различие, — продолжал Штейнбах под хруст разделяемых ребер и чавканье мяса. — Вы не светский дознаватель, а я — медик Конгрегации. Вы сами ответили.

— Это все дозволяет?

— Нет, мой юный друг, это все извиняет… Потяните на себя… Но можете думать и так. Вам, можно сказать, все позволено. Скажем так, есть очень немногое, чего вам было бы нельзя. Разбирает гордость?

— Гордыня, кстати сказать, грех, — заметил Курт с улыбкой; Штейнбах пожал плечами:

— И на грех вы тоже имеете право; по ситуации… Итак, если с душеспасительными беседами вы завершили, дозвольте теперь перейти к нашему делу. Вам хорошо видно?

— В мелочах.

— Стало быть, начнем с того, что вы видите.

— Сердце, — ответил Курт, надавив пальцем на замерший комок мышц и артерий. — С виду в порядке; однако же, как я говорил, я ведь не медик…

— Но вы правы. Уже с начального взгляда видно, что внутренние органы здоровы — лошадиные легкие, сердце, как у быка; посмотрите сюда — я бы отдал полжизни за то, чтобы другую половину прожить с такими артериями.

— Так отчего он умер? — поторопил Курт, и профессор вздохнул, убрав его руку из разверстого нутра покойного.

— Непозволительная нетерпеливость для дознавателя, майстер Гессе; давайте будем последовательны. Итак, я беру назад свои предположения о поврежденной или хоть просто болезненной печени — это отменный образчик того, что бывает с юношами, не злоупотребляющими напитками крепче пива. In vino veritas, майстер инквизитор, однако же — in aqua sanitas[43]… Возьмите это себе на заметку.

— Так естественных причин все же нет? — снова не утерпел Курт, и профессор обернулся к нему почти гневно:

— Да постойте вы, в конце концов! Имейте же выдержку… Подайте мне вон тот зажим.

За тем, как Штейнбах полосовал сердце, Курт следил, едва не приплясывая на месте от нетерпения, заглядывая вовнутрь секретаря через профессорское плечо, так что, в конце концов, не выдержавши, тот дернул рукой, оттолкнув его от себя.

— Не наваливайтесь на мой локоть, ради всего святого, не путайтесь у меня под руками; станьте слева. Господи Иисусе, лучше бы вы и впрямь грохнулись в обморок…

— Вижу по вашему лицу, что и внутри сердце в полном порядке, — отметил Курт, увидев, как седеющие брови Штейнбаха сошлись на переносице, а потом медленно поползли вверх. — Я прав?