— Я застрелил его.
— Ты убил его?
Бошам продолжал улыбаться:
— Ага.
— Но как?
— Очень просто, — Бошам направил штык на светящееся недоверием лицо и с хрустом ткнул острием в правый глаз рядового.
Гэмбл испустил крик — не воинственный клич, а протяжный пронзительный вопль боли и ужаса.
«Как поросенок под ножом мясника», — подумал Бошам.
Гэмбл рухнул, зажимая глаз окровавленными пальцами, и перекатился на бок. Бошам перевернул его обратно и заколол в сердце.
В воцарившейся тишине Бошам поднял голову. Поле битвы снова утонуло в молчании. Ни единого дуновения ветерка. Люди по обе стороны баррикад опустили оружие и уставились на него с выражением чистейшего неверия на лицах. Как будто бог — или какое-нибудь божественное создание — взял и все прекратил.
Теперь Бошам стоял один в опустевшем пространстве. Он устремил взгляд через вал южан на козлы, отгораживающие поле военных действий от парковки, забитой рядами сверкающих на солнце легковушек, автофургонов и мотоциклов. Все зрители — и мужчины, и женщины, и дети — таращились на него. Некоторые, отвернувшись, закрывали своим чадам глаза. По радио передавали что-то пронзительное. Бошам очень отчетливо расслышал женский голос:
— Это ведь настоящая кровь?
— Дэйв?
Еще один человек в форме конфедерата и шляпе с широкими опущенными полями подбежал к нему. Вещевой мешок хлопал его по бедру. Когда он увидел окровавленный труп Гэмбла у ног Бошама, то замер, побледнел и еле-еле выговорил:
— Дэйв… Господи… Парень… что ты наделал?
Бошам огляделся, снова улыбнулся и пристроил штык под подбородок.
— Война — это Ад[4], — сказал он и дернул штык кверху
Глава 2
Сэму Винчестеру снился сон.
Ему снилось, что он стоит перед панорамным окном в роскошном номере «Белладжио», а внизу яркие огни Вегаса разбросаны, как пригоршня дешевой бижутерии. За его спиной ровный голос с плоского экрана плазменного телевизора вещал о правилах блэкджека[5]: по этому каналу обучающие передачи шли круглые сутки семь дней в неделю.