Её колотило, не менее яростно, чем во сне-воспоминании. Беатрис почувствовала, что в глазах стоят слезы. Те самые слезы, которые она сдержала в прошлом.
— Я сейчас, — сдавленно прошептала она, голос сорвался на выдохе. Беатрис одним движением спрыгнула с кровати и убежала в ванную. Кошмары вернулись после того, как она вновь стала человеком. Будучи другой, она значительно проще справлялась со стрессом, могла контролировать собственные сны. Глядя на себя в зеркало, Беатрис сделала несколько глубоких вдохов. Бледная, в холодном поту, она всматривалась в свое отражение до тех пор, пока слезы не прекратились. Умылась, вытерла бумажным полотенцем лицо. Долой рефлексию, пока Сэт не решил, что она припадочная и не попросил себе другой номер. Беатрис криво улыбнулась собственным мыслям и вышла в комнату.
— Расскажешь, что тебя так напугало?
— Прошлое. Побочный эффект человеческого существования. Кошмары.
— Со мной такое тоже бывало, — Сэт обнял её, поглаживая по спине. — Оно осталось в прошлом, Беатрис. Сейчас все иначе.
Он не выглядел так, как будто собирался сбегать, и не стал акцентировать на этом внимание, за что Беатрис была ему безмерно благодарна. Неожиданно для себя она обняла его в ответ и снова уткнулась лицом ему в плечо. Это тоже было слишком по-человечески, но сейчас ей просто физически необходимо было ощутить близость и поддержку.
— 19 —
Гонка на выживание неожиданно превратилась в приключение в одном из самых красивых городов Мира. Санкт-Петербург нравился Сэту все больше и больше. И все благодаря Беатрис. Видеть, как она открывает родной город заново — все равно, что подсматривать за чем-то очень сокровенным. Тем не менее, она позволила ему это, и он смотрел на него глазами этой удивительной женщины.
Они бродили по улочкам и проспектам, держась за руки, как влюбленные подростки. Беатрис рассказывала, как он изменился за множество десятилетий и Санкт-Петербург обретал совершенно иной облик, расцветая всеми красками истории от её слов. Она и сама преобразилась, раскрываясь в своем отношении, и Сэт поразился тому, как можно столько времени провести вдали от родных мест, испытывая к ним такие чувства. Он и сам почти влюбился в этот город, вместе с ней. А может, дело было в общем состоянии Торнтона.
Сэт никогда не считал себя романтиком. Скорее наоборот, все подруги жаловались на его врожденную прагматичность. Профессор не считал это качество недостатком. Всякие сентиментальные вещи не трогали и никогда не отвлекали от работы. В Санкт-Петербурге вместо того, чтобы трястись за свою жизнь, просчитывать варианты и размышлять над работой, которая ему предстояла, Торнтон впервые за несколько лет отпустил себя. Абстрагировался ото всех проблем и позволил себе долгожданный отпуск. Из-за Беатрис или для неё?
Он слишком хорошо помнил её слова: «Только для тебя», и всерьез задумался о том, почему это так много для него значит. Сэт с трудом подпускал к себе новых людей, долго присматривался и зачастую легко отпускал. Женщины не были исключением. Тем удивительнее оказалась их связь с Беатрис. Страстное желание, внезапно возникшее между ними, не исчезло. С каждым днем ему казалось, что оно разгорается все сильнее. Секс с ней был великолепным и разнообразным, но для Сэта оказалось ничтожно мало просто обладать Беатрис здесь и сейчас.
Ему нравилось смотреть на нее, гулять по центру или вместе бродить по магазинам. Беатрис обожала книги и могла часами стоять между полками, выбирая, а потом тащить в номер два полных пакета. Она читала быстро и много, и Сэт ревновал её даже к страницам, отнимавшим у него её время. Беатрис же не могла насытиться литературой на родном языке. Что она собирается делать со стопками книг, поселившимися в их номере на журнальном столике, Торнтон не представлял, но хотел бы подарить ей возможность забрать их с собой и поставить на полку в собственном доме.
Наблюдать за ней за чтением становилось сущим испытанием. Она полностью растворялась в сюжете, могла начать накручивать волосы на палец или кусать губы, возвращая его к не совсем приличным мыслям. Сэту хотелось, чтобы этот безумный отпуск никогда не заканчивался, и он боялся собственного нелогичного желания. Периодически паранойя брала верх, и Торнтон не верил, что Беатрис искренна с ним, но потом встречался с ней взглядом и понимал, что этого просто не может быть. Стоило ей улыбнуться, как он терялся и понимал, что полностью обескуражен чувством: пугающим и новым.
Беатрис не была чужда медицина и наука, с ней спокойно можно было говорить на любые темы, и Сэт разговаривал, не боясь показаться занудным или непонятным. С каждым днем в их беседах становилось все меньше отстраненной общности, и все больше личного. Торнтон рассказал девушке о своем детстве, о доме в котором жил, родителях, щенке, которого притащил в дом, несмотря на аллергию на шерсть. Рассказал и о том, как решил связать свою жизнь с наукой, после смерти своего одноклассника.
— Я просто хотел помогать людям, чтобы они жили ради своих близких, — признался он. — Рассчитывал справиться со смертью. Хотел, чтобы болезней стало меньше.
Жизнь Беатрис интересовала его куда больше собственной, поэтому Сэт постарался побыстрее свернуть тему. Он с трудом представлял, какой она была в детстве, поэтому первым делом спросил об этом. И ещё о том, в какой эпохе ей нравилось больше, подсознательно рассчитывая услышать ответ: «В настоящем. Потому что в нем есть ты».
— Никогда не задумывалась об эпохах, — сказала она, — каждая из них часть моей жизни и каждая хороша по-своему. Разве что я с особым теплом вспоминаю те годы, когда для меня все только начиналось. В детстве от меня все выли, потому что я вела себя как мальчишка. Лазила по деревьям, пугала садовников, дралась с гувернантками и сестрой. С возрастом не очень сильно изменилась. Меня попытались выдать замуж, но я в день своей помолвки умудрилась познакомиться с Сильвеном. Моя репутация и планы родителей удачно выдать меня замуж полетели псу под хвост, но это было весело.
Сэт мысленно усмехнулся своим надеждам, но ничем не выдал своего разочарования. Эпизодически теплый денек Беатрис предложила провести за городом, и ему не хотелось разрушать очарование момента. Они устроились на покрывале, поставили рядом корзинку с едой и наслаждались обществом друг друга. Она лежала, глядя в небо, и казалась ему неимоверно далекой. Гораздо более далекой, чем в момент когда они впервые встретились. Даже не обладая ученой степенью можно было догадаться, что у Беатрис был роман с Сильвеном. Который, возможно, до сих пор продолжается. С её стороны.
— Ты осталась с ним? — Сэт все же не удержался от вопроса. Он лег рядом и повернулся к ней.
— С Сильвеном? — она улыбнулась. — Мне тогда было шестнадцать, а ему несколько сотен лет. Я была девчонкой, с которой ему могло бы быть весело от силы два часа, как кошке с мышкой. Нет, он ушел, оставив мне воспоминания о мертвой девушке в кустах и собственном светлом лике в качестве несбыточной мечты.