Наваждение,

И Грушин показал на сгрудившихся в кучку оборванных жалких людей, одетых по-восточному, у всех у них были длинные бородки, такие же грязные, как одежда и лица.

— Думаете, я сумасшедший? Тот первый был точь в точь… Не старик Хоттабыч, а как душман! А второй, который в шлеме — как англичанин! Да кто же они были тогда? Неужто прямо оттуда? Из Афганистана? Шпионы?..

Дрожащий палец Грушина едва не проткнул листок.

— Это мы постараемся выяснить, — сказал Анисимов.

— Только не подумайте. Я не сумасшедший!

— Спасибо, товарищ Грушин. Вы нам очень помогли.

— Я все же не могу понять…

— Этого и не нужно, — с натянутой улыбкой ответил Вольфрам.

Он посмотрел на Грушина, подмечая, какая, должно быть каша творится в голове этого человека. Он и рад и напуган одновременно. Рад, вероятно, тому, что его видения оказались вовсе не видениями, вдобавок стали интересными службистам, представляющим собою государство. Напуган оттого, что не знает, как вести себя и чего ждать в дальнейшем.

— Идите, товарищ Грушин. Вы свободны.

Грушин удалился — ссутулившийся, робкий человек. Даже не верилось, что такой, в порыве раскрепощенного алкоголем сознания мог взобраться на чужое окно, да на второй этаж.

— Ну что скажете, Сергей Иванович? — спросил Вольфрам.

— Акакий Леопольдович, ты, наверное, хотел сказать?

— Простите. Не сумел сдержаться.

— Я оценил твой юмор, — не то серьезно, не то отшутившись, ответил шеф. — А по делу… Что сказать. С чужих слов так всегда и выходит. Случившееся на квартире Мясоедова, воспринято Грушиным сквозь призму стандартного человеческого восприятия. Все это вполне естественно: актеры, святые духи и пророки вместо вполне себе реальных инопланетян, или всякие старики Хоттабычи и прочие персонажи газетных передовиц.

— Кто бы ни были эти персонажи, вероятно, они представляют для нас особый интерес. Грушин сказал, там мог был еще кто-то. Трое гостей. Люди или какие-нибудь существа из наших неприсоединившихся? Как думаете?

— Увы, увы, не знаю, что тебе ответить, — сказал шеф. — Если бы ты не отказался от прибора, мы могли бы этого любителя ночных визитов еще порасспросить. Он бы лучше, чем при гипнозе поведал.

— Ничего, я уверен, он рассказал все, что знал. Если не видел, значит, не видел.

— Понятно. Интуицию развиваешь?

— А то, — с улыбкой подмигнул Вольфрам.